Андрей Дышев - Серебряный шрам

– Молоток! – сказал картавый, ударяя меня по плечу и снова упирая мне в бок автоматный ствол.

Вскоре, что было совершенно естественно, заглох мотор, и я, как ни пытался, завести его не смог. Кажется, это была последняя спринтерская дистанция в жизни «Тойоты». Укатали сивку крутые горки.

– Выметайся, – приказал картавый.

Я кинулся к Валери. Она оставалась неподвижной до тех пор, пока я не отвязал ее от стойки и не поднял на руки.

– Кирилл, – прошептала она, – это кончится когда-нибудь?

Я боялся, что ей не хватит мужества вытерпеть все пытки и унижения картавого до того момента, когда я смогу обезоружить его, и она совершит какой-нибудь безрассудный поступок, который погубит ее.

– Адвокат ранен, – сказала она. – Опусти меня, я могу стоять, и помоги ему.

Пока картавый оказывал первую медицинскую помощь продырявленным в нескольких местах рюкзакам, затыкая дырки, через которые мог высыпаться порошок, я перевязал носовым платком адвоката его предплечье. Похоже, пуля прошла навылет, но кровь хлестала из раны мощными толчками, обильно смачивая рукав куртки. Я наложил жгут выше раны из нескольких слоев веревки, и кровотечение остановилось.

– Как вы себя чувствуете? – спросил я, помогая ему спрыгнуть с платформы.

– Голова немного кружится. Как вы думаете, Кирилл, это опасно? – И он покосился на бурую повязку выше локтя.

– Пустяки, – подбодрил я его и взвалил на себя рюкзак. – В мое время о таким ранением офицеры даже не ложились в медсанбат.

Картавый тем временем скинул с платформы второй рюкзак, оперся о дверную раму и покатил автомобиль к глубокому кювету, толкнул еще раз и каким-то восторженным взглядом проводил «Тойоту» в последний путь. Она, подпрыгивая на булыжниках, скатилась в кювет, хряпнулась передком, деформированная крышка капота на пружинах взлетела вверх и закачалась, словно помахивая нам на прощание. Однако картавому этого показалось мало. Он присел, чтобы лучше видеть бензобак, и выстрелил по нему очередью.

Я почувствовал, как Валери вздрогнула от грохота взрыва. Пламя с треском стало пожирать лаковое покрытие кабины. В лицо дохнуло жаром, словно из доменной печи. Мы, как по команде, прикрыли глаза руками.

– Все, уходим! – закричал картавый. – А вам, правовед, особое приглашение требуется? Почему рюкзак еще не надели?

– Рамазанов ранен, – сказал я, – и не может нести рюкзак.

– Ты считаешь, что не может? Все беды на земле, динозаврик, оттого, что мы часто недооцениваем собственные возможности. Вот, к примеру, я. Поверишь ли, что в школе я был самым хилым мальчиком, и всякий считал своим долгом отвесить мне подзатыльник? А я молча терпел, глотая слезы, потому что был убежден в превосходстве других над собой.

Он неожиданно развернулся на каблуках и коротким ударом в солнечное сплетение заставил адвоката согнуться вдвое. Тот таял, как тесто в руках пекаря, опуская голову все ниже и ниже. Я подхватил его под руки, иначе бедный адвокат рухнул бы на асфальт и наверняка вдобавок получил бы удар ботинком.

– Ну как, вы уже поверили в свои силы, господин адвокат? – спросил картавый. – Молчите? Молчание – знак согласия. Что ты поддерживаешь его, как бюстгальтер сиськи, не упадет он. Помоги ему лучше рюкзачок надеть.

– В общем, так, ублюдок, – с трудом произнес я, потому как в моем горле клокотал вопль гнева и бешенства. – Он ранен и нести рюкзак не может. Если ты снова тронешь его, я не сделаю ни шага, можешь меня сразу пристрелить, и тогда ты подохнешь на этом кокаине.

– Вас ист лос? – Картавый поднял брови. – Снова бунт на корабле?

– Не надо, я прошу вас, – прошептал адвокат и склонился над рюкзаком. – Я могу нести, рана в самом деле пустяковая. Уже нет крови, и боль почти прошла.

– Ай-я-яй! – Картавый покачал головой. – Нехорошо унижать человеческое достоинство. Ты принуждаешь интеллигентного человека демонстрировать свою слабость, вызывать к себе жалость, пытаешься пробудить в нем самые низменные пороки. Но он – умница! – оказался человеком мужественным и не поддался на провокацию. Я горжусь вами, страж законности и правопорядка!

Адвокат взвалил на себя рюкзак, поморщился от боли, когда лямка впилась в плечо. Кажется, у него снова открылось кровотечение. У меня не было даже бинта, чтобы как следует перевязать рану.

– Прошу вас, локомотив прогресса! – Картавый жестом показал адвокату, чтобы тот первым выходил на подъем. Рамазанов нетвердыми шагами начал взбираться по сыпучему грунту. Ноги его по щиколотку увязали в песке. Он сделал несколько шагов, остановился и оперся руками о колени.