Юлия Латынина - Не время для славы

Они сидели и ждали, зная, что те, кто обстрелял машину Дауда и взорвал «газик», ушли из села, чтобы не подвергать сельчан опасности, и что сейчас они сидят там, в горах, под рвущимся «градом» и стягивающейся цепью из ростовских омоновцев и солдат внутренних войск.

Новости о спецоперации последовали наутро. В восемь утра Христофор Мао сообщил, что в горах возле села Тленкой окружена и разгромлена банда Булавди Хаджиева; потери боевиков убитыми составили предположительно до семи человек. Погибли и трое милиционеров.

Кирилл не спал всю ночь. Диане он сказал, что Алихан срочно улетел в Москву. Диана обняла его и расплакалась.

Когда Кирилл услышал о семи мертвецах, он схватил трубку и побежал звонить, но вовремя одумался. Если Алихана среди трупов не было, позвонить – значило выдать его.

Когда Кирилл вернулся, Диана сидела перед телевизором, белая, сложив руки на спеющей ягоде живота. Кирилл сел рядом, и, пытаясь сделать бодрый вид, принялся хлебать кофе.

Во время «Норд-Оста» родичи заложников ни на шаг не отходили от телевизора. Кирилл Водров много раз представлял себя на их месте. Он никогда не представлял себя в такой же ситуации на месте родственника террориста .

В полдевятого Кирилл отправился на работу. Одеваясь, он перепутал пуговицы рубашки. Когда он садился в машину, Шахид сказал, безразлично глядя в сторону:

– Это вранье насчет боевиков. Никаких трупов боевиков нет. Потеряли троих мусоров, вот и прикрываются.

«Убью сучонка собственными руками, – подумал Кирилл, – как вернется, так и убью».

Впрочем, было куда вероятней, что за него это сделают ростовские омоновцы.

На работе Кирилл слушал новости каждые полчаса, но новостей не было. Зачистка продолжалась. Успехи росли. В селе было выявлено одиннадцать краденых машин, два лица без прописки, и пятеро были задержаны за нарушение какого-то там режима.

Зашел один из инженеров, сам родом из соседнего Хуша, и рассказал, что омоновцы разбили палатки и установили позади них сортир, и так как палатки они разбили над селом, то сортир они выкопали на кладбище.

Кирилл заехал в правительство; Христофор Мао ходил гоголем, вокруг него вились москвичи и сияющий Дауд Казиханов.

Кирилл вернулся домой в восемь вечера. На ужин были черемша и жижиг-галныш. Лицо Дианы превратилось в белую маску. В село никого не впускали и никого не выпускали. Глава администрации позвонил еще раз, чтобы поблагодарить за машину и сказать, что с машиной пока, насколько он знает, все в порядке.

Телефон Алихана по-прежнему не отзывался.

Настал вторник, двадцать седьмое марта, село сидело под зачисткой, по телевизору показывали бравых ростовских милиционеров.

Кирилл не спал уже две ночи.

В пять вечера позвонил Джамалудин. В телефонной трубке слышалась музыка и шум дружеского застолья.

– Эй, Кирилл, ты меня совсем забыл. Заезжай, праздник все-таки. День Внутренних Войск. У нас тут артисты московские, отдохни, расслабься.

Причина, по которой Джамалудину вздумалось праздновать День Внутренних Войск с московскими артистами, оказалась удивительно проста: двадцать седьмое марта был день рождения маленького Амирхана. В зале бегали человек сто детей. Амирхан стоял на сцене, в черной черкеске и барашковой шапке, и московские артисты поздравляли его с девятилетием.

Парадный стол пустовал. Джамалудин с Хагеном сидел где-то сбоку, вместе с двумя красавицами, затянутыми от запястий до белых бальных туфелек в ослепительно красивые наряды горянок, с черными волосами, убранными под кружевные косынки, и рядом с ними сидела еще какая-то заезжая звезда, а дети на сцене плясали лезгинку.

– А где Алихан? – спросил Джамал, увидев, что Кирилл приехал один, – почему он не приехал поздравить моего сына?

– Алихан в Москве. На обследовании, – ответил Кирилл, и ему показалось, что Джамалудин и его личный палач мгновенно переглянулись.

Кирилл сел рядом с Джамалудином. Тот хохотал, то и дело переходя на аварский, и Кирилл очень искренне смеялся вместе с ним, а потом московский певец спросил Джамала Кемирова, как тот относится к милицейской зачистке в Тленкое.

– Мне-то что, – расхохотался Джамалудин, – если козлы бабки не поделили.

– Как – бабки? – не понял москвич.

– Бабки за Тленкойский мост. Там из казны выделили два миллиарда на реконструкцию, этот Дауд пришел к подрядчику и говорит: «С тебя миллиард, если хочешь жить. На помощь Аллаху». А потом приходят эти, младшенькие, и говорят: «С тебя миллиард. Это мы тут уполномоченные по Аллаху». Ну вот и не разошлись.