Ричард Кондон - Аригато

– Он рекомендует иметь тайного телохранителя для тебя.

– Кого?

– Кого-то неизвестного профессиональным преступникам.

– Что мне делать? Еще один тип с пистолетом будет всего-навсего еще одним преступником, который тоже захочет забрать у меня миллион фунтов стерлингов.

– Верно, но это можно уладить.

– Как?

– Я буду твоим тайным телохранителем.

Капитан уставился на него.

– Это невозможно. Я с самого начала гарантировал тебе отсутствие риска. Мы договорились, что ты не будешь покидать это здание.

Гэс улыбнулся.

– Ты забыл, старина, что я – не только головой умею работать. Я был лучшим стрелком на эскадре.

– Я, конечно, не отрицаю этого. Но твой план нарушает наше соглашение. Должен быть какой-то другой способ защитить меня.

Гэс покачал головой.

– К сожалению, нет, старина. Только я могу обеспечить твою защиту незаметно. Только я могу спрятаться среди других пассажиров, пока не подойдет время передавать вино. Только я могу перестрелять их – в случае необходимости.

– Перестрелять их? – не то чтобы капитан был совсем против стрельбы (в конце концов, он был военным человеком), но речь шла об отце Ивонны. Кроме того, Бонне и Мак-Генри были его деловыми партнерами. Среди британских джентльменов, по его глубоко укоренившемуся мнению, такое поведение считалось неприличным.

– Обстоятельства меняют дело, Колин. Это может быть крайне необходимо.

– Но если мы их уничтожим и завладеем их долей, то ничем не будем отличаться от тех, о ком ты мне только что читал. Таким образом, каждая сторона убеждена в необходимости убийства.

– Чепуха. К тому же такая необходимость может и не возникнуть. Бывают исключения, когда все удовлетворены своей долей. Это игра – в конце концов.

– Да.

– Но мы должны четко понять: если они попытаются тебя убить, чтобы завладеть деньгами, я перестреляю их, чтобы защитить твою жизнь. Это вполне морально.

– Ты прав, – капитан Хантингтон протянул ему руку. – Спасибо тебе, дружище, за то, что ты добровольно берешь на себя такой риск!

Ивонна сидела на кровати, ее прекрасный бюст был нацелен на капитана. Тот собирался в поездку, укладывая чемодан. Из ящика стола он достал автоматический пистолет военно-морского образца и вставил в него магазин с патронами.

– Зачем ты его заряжаешь? – спросила Ивонна.

– Пистолеты, как фотокамеры. Бывают моменты, когда нужно срочно нажать на спуск.

– Ты когда-нибудь убивал?

– Да, на войне.

– С корабля по берегу, снарядами?

– Я служил на авианосцах.

– А в упор тебе приходилось убивать? С пистолетом в руке?

– Во время Корейской войны. Я был в составе войск ООН.

– Кого ты убил?

– Я убил пятерых китайцев и получил за это медаль, потому что они где-то ухлопали американского генерала. Такая маленькая, около дюйма, ленточка на булавке. Как память о пяти мертвых китайцах.

– И что ты чувствовал?

– При этом?

– Да.

– Всегда хорошо себя чувствуешь, когда ты жив, а они мертвы, – он поставил пистолет на предохранитель и, завернув в платок, сунул в боковой карман куртки.

Ивонна печально смотрела на него.

– У меня предчувствие, что мы никогда больше не увидимся.

– Прекрати.

– Но я же чувствую.

Он посмотрел на нее с нежностью, вспоминая, как в тот, первый их день, они шли вместе по Грин-Парк, и он держал ее руку в своей.

– Ивонна, спой мне «L'important c'est la Rose».

Ее лицо стало еще печальнее.

– Это означает, что ты чувствуешь то же самое: мы никогда больше не увидимся, – сказала она.

– Ничего подобного. Клянусь тебе. Но все равно, что такое наша жизнь? Ожидание смерти? Это, конечно, печально, но разве из этого не следует, что мы должны ценить каждую подаренную нам минуту?

– Да.

– Тогда спой. Растяни эту минуту. Для того и предназначены песни, и самая немудреная из них важнее, чем величайшая из картин.

Она запела, покачивая своим королевским бюстом.

– Прекрасно! – сказал он, когда она закончила петь. – Я бы сказал, что это было даже прекраснее, чем тогда, в первый раз.

– Когда ты вернешься ко мне?

– Я войду в эту дверь в четырнадцать пятьдесят в следующий понедельник. Всего шесть дней.

– Тебе ничего не угрожает?

– Физически – нет.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что душе моей будет нанесен определенный ущерб. От общения с грешниками. Это всегда вредит, ты же знаешь, – он улыбнулся ей.

– Поцелуй меня, Колин.

– Во всей этой одежде? Ты не почувствуешь себя, как Битси?