Михаил Нестеров - Группа особого резерва

Курдюмов стрелял из «стойки», и приклад – удобный, как на «снайперке», – держал высоко, переняв этот опыт у американцев – и плеча касалась только нижняя его часть. В скоротечном пылу схватки автоматные очереди через устройства глушения были едва различимы. Словно вспорхнула и скрылась за деревьями стая юрких птах.

Майор и Курдюмов, фиксируя автоматы на лежащих вповалку пограничниках, ступили на поляну. Курдюмов давно забыл, что такое жалость, и добил раненого пограничника скорее машинально. Последним появился Басов. Майор стрельнул в него глазами:

– Ты чего не стрелял? Тебе спусковой крючок в новинку, что ли?

Тот пожал плечами, но ответ дал:

– Я назад поглядывал.

– Один из тех случаев, когда оригинальная задумка получила достойное воплощение, – прокомментировал Зверев, подавая руку полковнику.

– Рано радуешься, – ответил Алексей и смерил его таким взглядом, словно собирался биться с ним насмерть.

– В самый раз, – не согласился с ним майор и демонстративно посмотрел в небо. – Скоро «птичка» прилетит. Парни, если кто-то и раскинул для нас карты, то сам бог.

У кого-то из бойцов при этих словах лоб нахмурился, у кого-то просветлел. Верестников прикинул, сколько им махать вперед, до цели, а скорее всего – назад. Из трех зол он выбрал меньшее. «Восьмерка» или «двадцатьчетверка» – это подарок. За час с небольшим можно обернуться в обе стороны. Но прежде «вертушку» надо отвоевать. И спросить, кто же будет управлять вертолетом. Лично он – нет.

Майор ткнул себя в грудь и сказал:

– На этот счет не беспокойся. У меня полторы тысячи часов налета. Вот Курдюм может подтвердить.

– Ладно, – протянул Верестников.

Он подал пример товарищам, снимая с убитого лейтенанта панаму…

В течение пятнадцати минут майор Зверев кривился, подражая голосу лейтенанта, которого на связь вызывал начальник заставы. При этом он энергично тер рацию о рукав куртки, что на приеме создавало иллюзию сильных, но естественных помех. И дела у него шли неплохо. Судя по обрывкам фраз (на самой «вертушке» связь также оставляла желать лучшего), вертолет был на пути сюда. Когда к представлению все было готово, рокот двигателя и шум лопастей уже мог поднять мертвого.

С пятидесятиметровой высоты, на которой завис «Ми-24», отчетливо была видна поляна – отличное место для приземления. На краю поляны стояли три человека. Двое держали на прицеле маленькую группу, а третий, придерживая на всякий случай панаму, махал рукой. Начальник заставы сидел на лавке, держась за поручень, и всматривался в фигурки пограничников и задержанных. Разумеется, его больше всего интересовали задержанные, этот русский спецназ, словами лейтенанта; по фигурам пограничников его взгляд только скользнул. Лица у русских, как и положено, открытые, заранее начал изгаляться начальник заставы, имея претензии к своим подчиненным. Они без камуфляжных полос. Форма обычная, камуфлированная. Сидят ногами к пограничникам. Руки связаны. Оружие лежит горкой. До него можно дотянуться, но что толку? И эта картина не могла не порадовать начальника в звании капитана. Он отдал приказ, напрягая голосовые связки:

– Приготовиться к высадке.

Транспортно-десантный вертолет был забит под завязку – восемь человек плюс три человека экипаж. Это был экспортный вариант «Ми-24» – «Ми-35», прозванный «Стаканом». Открыто глядя на него снизу вверх, майор Зверев, игравший роль пленного диверсанта, испытал гордость за этот многоцелевой вертолет. Он был способен уничтожать бронированные, площадные наземные и надводные, малоскоростные и низколетящие цели. Но вот сейчас он отметил еще одно, не совсем выдающееся, что ли, достоинство «Стакана»: это его незаменимость в уничтожении живой силы в тактической глубине противника.

Пятилопастный несущий винт крутился, казалось, то в одну, то в другую сторону. Ему не хватало характерной раскраски, чтобы окончательно обмануть чувства, это до боли острое состояние.

Мощная машина сама шла в руки диверсантов, и даже последний скептик отбросил бы сомнения: конечно, брать.

Майор безошибочно определил пулеметную установку «ЯкБ» [2]с темпом стрельбы четыре тысячи выстрелов, которая находилась во встроенной стрелковой установке, а также двуствольную пушку с боекомплектом в двести пятьдесят снарядов. Он сам был готов взвалить на себя четырехствольный пулемет и переть его на себе до пункта назначения. Он скосил глаза на «калаш-107» с подствольным гранатометом, и он показался ему рогаткой.