Михаил Нестеров - Группа особого резерва

Как насмешка – замечание Сергея Марковцева, который боялся одного, что сейф набит тысячными и десятитысячными купюрами, словом, тем ценным дерьмом, которое имеет хождение только в ограниченной сфере, на них даже килограмм картошки не купишь. Он как будто предвидел будущее, потому, наверное, его усмешка оказалась такой обидной. Непростительной.

Гримасы судьбы.

Молодой следователь прокуратуры откровенно издевался, натянув на лицо маску превосходства. У него под рукой был целый арсенал масок, и он менял их часто. Вот маска пренебрежения:

«Мы… остановились, проехав двести или триста метров, считая с поворота на главную дорогу. Вадим, прежде чем выйти из машины, зарядил карабин. Вставил полный магазин».

«Какой марки карабин был у Вадима?»

«Сайга» с унифицированными патронами».

«Что означает „унифицированные патроны“?»

«Конкретно в данном случае у пуль был сточен носик, просверлены отверстия, а в них залита ртуть. Всего пара капель, шариков. Такая пуля может оторвать руку, если попадет в плечо».

«Ясно. Дальше, пожалуйста».

«В „Ниве“, кроме человека, который представился нам как капитан Злобин, находилась женщина. Лет двадцати семи. Она сидела на заднем сиденье. Но нам ее хорошо было видно. Стекла у „Нивы“ не были тонированными. Когда я разглядел ее, мне ее стало жалко. Я был уверен, что Вадим не оставит в живых свидетеля».

«Свидетеля чего? Поясните, пожалуйста».

«Убийства капитана Злобина».

«Но вы „пожалели“ ее, когда капитан Злобин был жив. Вы ничего не путаете?»

«Он фактически был не жилец. Вадим убил его, чтобы скрыть следы другого преступления».

«Так… О каком преступлении выговорите?»

«…Мы нарушили закон. Накануне убили… двух кабанов и козла».

«И только потому, чтобы скрыть факт данного браконьерства, вы убили капитана милиции?»

«И не за такое убивают…»

«Вы чего-то недоговариваете. Говорите начистоту. Ну, Игорь, сказали „а“, говорите „б“.

«Я устал. Больше ничего не скажу. Отведите меня в камеру».

И вот сам Тувинец сидит в кабинете следователя. Ему «оказали честь» – привезли в прокуратуру: «Лучше вы к нам». Следователь прокуратуры избрал прием давления на подозреваемого, зачитывая показания его подельника, и его выбор был оправдан.

Почему сдался Игорь? Почему он смалодушничал? Почему испугался? Понадеялся на то, что срок за убийство ему скостят? На эти вопросы, которые жгли Тувинца изнутри и снаружи, мог ответить Игорь. Может быть, послать ему через следователя благодарность за то, что начал он с малого, а «ограбление века» оставил на потом? Не все еще карты выложил перед следователем.

Предоставил отсрочку, падла.

Правда была так близко, что Тувинец едва не ухватил ее, как жар-птицу, за хвост. Позавчера Игорь праздновал свой день рождения. Веселье началось на работе – так называемая корпоративная вечеринка – и продолжилось дома. В общем, и на работе, и дома все оказалось хреново: и там и там он сболтнул лишнего. Фактически признался в убийстве милиционера. Наутро за Игорем пришли.

Он трезвел на глазах. Смотрел сквозь следователя прокуратуры, на лице которого была намалевана быстрая развязка, и видел Тувинца с ружьем. Себя он не видел.

«Это Тувинцев стрелял в милиционера».

А он не соучастник. Потому что они не планировали преступление. Оно было совершено как бы по неосторожности. Непреднамеренно.

Не планировали.

Перед глазами Игоря другая картина – планирующий грузовой самолет.

Ограбление.

Диверсия.

Смерть экипажа и «других официальных лиц».

Катастрофа.

Вот в этом ни в коем случае нельзя признаваться!

Нужно уводить следствие в обратную сторону. Нужно повернуть так круто, чтобы Тувинец понял: Игорь не предатель. Он хочет выручить всех. Даже самого Тувинца, повесив на него убийство одного милиционера. Потому что это преступление в сравнении с диверсией и гибелью десяти человек – капля в море.

Тувинец не понял товарища. Да и не захотел бы понимать, если бы до него дошло «дубовое» благородство товарища. У него на это была своя точка зрения: спасать свою собственную задницу.

Вряд ли Вадима осенило. Но он понял, что не все потеряно, у него есть шанс, и в сложившейся ситуации неплохой. Он даже представил себе этого следователя без маски, но с кляпом во рту. Кляп походил на деревянную пробку от бочки, на торце которой были выбиты три буквы: ФСБ.

– Я имею право на один звонок, – напомнил он следователю, рискованно передразнивая его: неприкрыто усмехнулся ему в лицо. – Ловите шанс, отследите мой звонок. Может быть, он поможет вам в расследовании этого дела.