Михаил Нестеров - Выстрел из прошлого

– Я все написала.

– Даже так? – удивился Лещик. – Срок в два дня вас устроит?

– Только не у меня дома, – поставила условие Ирина Львовна. – Ваш повторный визит может кое-кого насторожить. Пусть Света принесет документы к метро «Арбатская» через два дня, в пятницу, в это же время. Вы обещали не задавать вопросы, – остановила адвоката хозяйка.

– Я хотел сказать, что тогда Светка прогуляет занятия.

Ирина Львовна выразительно повела бровью:

– А когда она их не прогуливала?

– Что вы говорите? – Лещик выказал на лице удивление. – А, ну да, конечно.

В своем кабинете, расположенном на Рождественке, 8 дробь 15, Лещик снял трубку и набрал номер своей знакомой из паспортно-визовой службы.

– Наталья Александровна?.. Как рад слышать твой голос! Знаешь, я, кажется, решил твою проблему с вкладами во Внешторгбанке... Конечно, один к одному! Подъезжай ко мне... Нет, не на Рождественку, я буду в другом офисе – на Комсомольском проспекте.

Виктор открыл дверь ключом и пропустил Ольгу вперед. Она остановилась в прихожей, с детским любопытством заглядывая в комнату. Разулась, прошлась босыми ногами по жесткому паласу, который растянулся от стены до стены. Его Инсаров покупал метражом, тщательно замерив длину комнаты; ширина, конечно, подкачала.

– А у тебя ничего так, уютно, – сказала она.

У него с языка чуть не сорвалось: «Это тебе после клинической обстановки так кажется».

Со стеснительной гордостью он открыл шифоньер и показал на среднюю полку, которая пусть на короткое время, но принадлежала ей. Там аккуратной стопкой, выложенной его рукой так, словно он закладывал фундамент их будущего, лежало женское белье. Она оценила этот момент, подошла к Виктору и поцеловала его в щеку. Он открыл другую дверцу, которая также напоминала ему сказочную. За ней на плечиках висела женская одежда, внизу стояли туфли.

– Здесь везде чувствуется мужская рука, – сказала она, присаживаясь на софу, за которую хозяин квартиры в мебельном магазине переплатил сорок рублей. И он воспринял ее слова как похвалу в свой адрес. И тут же поспешил внести ясность:

– Я бы так не сказал. Была тут у меня одна. Но я приревновал ее к своей квартире. Я в командировке и думаю о том, что она тут хозяйничает, переставляет мебель, сортирует мои вещи и даже что-то выбрасывает. Я в семейной жизни вижу сплошной беспорядок, стремление одного ущемить права другого.

Предвидя, что скоро запутается в своих мыслях, он демонстративно глянул на часы и даже наигранно присвистнул:

– Ого! Как время быстро пролетело. Извини, мне одного буяна усмирить надо.

– Да, уж ты его усмири, – напутствовала она Виктора.

В клинику он приехал с запасом. Сел на стул, поджидая санитара, заступающего на сутки через час. Смотрел перед собой, тщетно пытаясь разобрать нагромождение мыслей. И словно впал в прострацию. Наступило что-то вроде временной смерти, когда он вдруг увидел себя со стороны. Сидит в центре «холла» и смотрится натуральным бельмом этого подвала. Делает вид, что следит за сохранностью своей подопечной. Не дает погаснуть огню – именно так он интерпретировал приказ генерала. Только что не похихикивал, как законный обитатель этой психушки: он снял с огня того, кто должен был свариться в собственном соку.

Санитар также приперся с запасом, отметил Инсаров. Он, видно, исполнял поручения своего шефа, придурка, каких еще поискать. Получилось так, что один дурак дал задание другому дураку следить за шибко умным. А может быть, он ошибался, и брат-медик самостоятельно принял решение свести Инсарова в могилу.

На вид ему было лет тридцать, определил Виктор. Косой – один глаз смотрел на кончик носа, второй – на мочку уха. Так что периферия для него то, что простые смертные видят перед собой.

Когда он спустился в это отделение, которое Виктор стал называть своим, и вперил в него свой магический взгляд, Инсарову впервые стало не по себе. Ему показалось, что санитар видит то, чего не видел он, а другие и подавно. Собственно, так оно и было, а Виктор имел в виду взгляд потусторонний.

Он как танк двинулся к палате.

– Куда ты прешь?

– Посмотреть, как чувствует себя больная.

– Она в порядке, профессор. Извините, я забыл с вами поздороваться.

– Может, ей надо сменить белье, – начал он перечислять и загибать пальцы-сардельки, – принести утку.

– Может, что-то еще.

– Может, – проявил он покладистость. На словах. А сам пошел к палате.

Виктор хотел было остановить его. Но тут в нем проснулся режиссер-экспериментатор. Он решил выяснить, какого цвета у него станет лицо, когда он увидит, что панночки в гробу больше нет.