Михаил Нестеров - Выстрел из прошлого

Похоже, этим приемом воспользовался и противник генерала Тараненко. Виктор Инсаров выдал себя за другого человека и только благодаря этому ходу оказался жив. Он взял на себя вину за убийство двух человек, избежав опознаний, очных ставок и прочих следственных действий, и суд счел признание обвиняемого как основание и приговорил его... Сколько же он отсидел? Пятнадцать, двадцать лет? Сколько у него времени ушло на подготовку к возмездию? Восемь лет? Три года? Нет, не восемь. Даже три года много – это в том плане, что за этот срок можно перегореть и уже готовиться не к возмездию, а к примирению.

Генерал снова пересчитал свидетелей, и на этот раз у него получилось на одного больше. Он снова побеспокоил Михаила Шульгина.

– Завтра я прилетаю на самолете в Москву.

– Да, я знаю, шеф.

– Доставьте его в пакгауз [4] номер три в Домодедово.

Шульц мысленно выругался: пакгауз номер три в таможне называли личным гаражом начальника службы. Придется переть через весь город, около ста километров с севера на юг. И, что самое досадное, на пути встретится не один склад таможенной службы. Таможни располагаются в морских и речных портах, в международных аэропортах, на пограничных пунктах и на железнодорожных станциях... А пакгаузов не счесть. Есть и такие склады, о которых, кроме двух десятков человек из высшего руководства таможни, никто не знает. Никто не догадывается, сколько там конфискованных товаров, начиная с новеньких «Мерседесов»...

– Еще одно, – продолжил Тараненко после паузы. – У него был сообщник. – Генерал не решился назвать Инсарова по имени, может быть, по той причине, что не верил в воскрешение и пока не усомнился в профессионализме своих людей. Но что случилось двадцать три года назад? Кто дал осечку? Неужели Шульгин и Куницын сфабриковали убийство? Нет, против этого говорила статья в стокгольмской газете. Кое-что позабылось за эти годы.

Он продолжил:

– У него был сообщник. Об этом кричат детали убийства Руслана Хакимова. Выдави из него признания, повесь его на собственных кишках, но так, чтобы я смог поздороваться и попрощаться с обоими. С обоими, Михаил, ты меня понял?

– Хорошо, шеф, все сделаем.

– Еще одна вещь.

«Сука!»

– Года три назад Шестков – я имею в виду главврача известной нам клиники – находился в подольском пансионате. Побеспокойся о том, чтобы он остался там.

– Это все?

– Дело срочное.

– Конечно.

Генерал не мог обойти стороной и медбрата, грибная фамилия которого вылетела у него из головы. Но от него Тараненко избавился во время краткосрочной командировки Шульгина и Куницына в Швецию. Медбрата утопили в его собственной ванне Зубочистка и Еретик. Обычно детали генерала не интересовали, но в этот раз он по необъяснимой причине не прервал многословного Еретика, который подробно смаковал подробности убийства Груздева. Как тот, придавленный двумя парами рук, бился в ванне, наполненной теплой водой, и пускал пузыри; как пахли эти пузыри нечищеными зубами, запущенными легкими и переполненным желудком; по словам Еретика, дыхание Груздева не прошло очистку «всеочищающей водой».

Сергей Тараненко не боялся Инсарова как свидетеля давнего преступления, но шаги предпринял именно по этому направлению, и это говорило о том, что генерал был встревожен, очень встревожен, до некоторой степени он не владел собой. Не конкретный человек навел на него страх, а пласт времени, вздыбившийся перед ним могильной плитой. И с этого часа это сравнение уже не отпускало его.

Андрей Чирков не мог объяснить, почему вернулся. Казалось бы, на расстоянии чувство ненависти должно было притупиться. Но нет. Рядом со Счастливчиком он упивался не только ненавистью к нему, но и превосходством – он знал то, что тщательно скрывал его враг, добившийся цели: Андрей узнал о матери правду, ранившую его в самое сердце. Если бы он захотел увидеть, как корчится в предсмертных судорогах Счастливчик, он бы прострелил ему живот и наслаждался десять, двадцать минут... И лишь когда он вернулся к «Сайленту», то понял, какого рода тревога гнала его обратно.

Все дело в Игоре Куницыне и его криминальной бригаде. И если он сразу не убьет Счастливчика, то последний может пустить в ход главный козырь: компромат на группировку Куницы, а это десятки аудиокассет, на которых записаны, в частности, разговоры с осведомителями. Они послужат обменом на свободу.

– Черт! – выругался Андрей. Он не мог понять, почему не просчитал простую, в общем-то, комбинацию, которая, возможно, имела место в плане Счастливчика. – Сволочь, все предусмотрел...