Михаил Нестеров - Выстрел из прошлого

Инсаров первым поздоровался с Шульгиным, когда его по приказу Куницына подняли с земли.

– Шульц? Какая встреча...

Михаил Шульгин недоверчиво хмыкнул. Он успел прийти в себя за время пути, хотя далось ему это не легко – ведь они с Куницей стреляли наверняка, с запасом. Он больше поверил бы в розыгрыш, но Игорь поставил на карту свое будущее. Тараненко знал о его тайных операциях, и Шульгин был тому свидетелем. Генерал при встрече с ним ухмыльнулся: «Шерстишь цыган и хачей?.. Завязывай, понял?» Куница не завязал. И тем самым преподнес Сергею Тараненко сюрприз. А может быть, даже предотвратил покушение на действительного государственного советника таможенной службы. И это могло принести Кунице такие дивиденды, о которых он не мог и мечтать.

Молчали все – и те, кто знали Инсарова, и те, кто слышали об уникальном стрелке и гуру индивидуальных проектов. И Шульгин не стал растрачиваться на колкости и нервные выпады – для него ситуация была более чем серьезная и необъяснимая. Для него Инсаров – самая большая ошибка, невыполненный приказ. И надо было знать генерала Тараненко, чтобы рассчитывать на снисхождение. У Шульца даже промелькнула мысль – договориться с Куницей, который оказался в такой же шкуре; можно договориться и с Зубочисткой, и с боевиками Куницы. Но Шульц отверг эту мысль. Он полагал, что «феномен живого Парфянина» закроет все погрешности в работе, а генерал отпустит ему все грехи. Все так, но фоном этих мыслей служила картина: мертвая Ольга и мертвый Виктор. И новая сжигающая мысль: «А вдруг Чиркова тоже жива?»

– Где мы допустили ошибку? – наконец спросил он Инсарова.

– Вы убили другого человека.

– А-а... – протянул, многозначительно кивая головой, Шульц. – Мы убили другого... Мне теперь все ясно. Но и мы стали другими. Я уже не тот человек, которому ты хотел отомстить двадцать лет назад. Но если ты спросишь, как бы я поступил на твоем месте, я отвечу: «Убил бы». Проблема в том, что я не могу вернуть разум и чувства, которые были у меня двадцать лет назад.

И снова Шульгин помолчал, тщательно подбирая слова.

– А жемчужину мне до сих пор жаль. Она не мучилась – правда. Я выстрелил ей в сердце. Она умерла сразу. Но я на всякий случай «проконтролировал» ее. – Он в недоумении пожал плечами. – Почему ты не плюнешь мне в лицо?

– Всему свое время.

Шульгин непритворно рассмеялся.

– Я рад, что ты жив. Честно. Правда, протянешь ты недолго – вот о чем я буду искренне жалеть. – Шульц набросил на лицо гримасу отвращения. – Шеф стал старый, но не менее ядовитый, чем раньше, постоянно брюзжит, как будто опасается предательства, ложится с ним и встает с ним: «Если ты не в центре, ты на другой стороне». – С этими словами Шульгин набрал номер телефона шефа и поднял руку, призывая всех не просто к тишине, а к идеальной тишине. Нарушал ее только он, начальник службы внутренней безопасности ГТК, обеспечивающий стопроцентную конфиденциальность и этому телефонному разговору, который продлился без малого три минуты.

Сергей Тараненко наконец-то получил ответ на вопрос, который не давал ему покоя: почему Еретик проиграл поединок. Другой вопрос: почему Инсаров начал именно с Еретика, человека, который, в общем-то, не был причастен к убийству Ольги Чирковой? Хотя, кажется, ответ очевиден: все равно, с кого начинать, лишь бы вывести главную фигуру на клетки.

«Остались ли свидетели той истории?» – спрашивал себя генерал. Да, свидетелей несколько человек, их можно пересчитать по пальцам. Мысленно Тараненко перенесся на двадцать три года назад, из Женевы, где он находился сейчас, в Москву советскую, и увидел себя со стороны. Он в так называемом «холле» психиатрической клиники. Открывается дверь, и полуподвальное помещение наполняется людьми: Шульц, Куница, Зубочистка, Еретик. Он подсознательно выделил Зубочистку и Шульца, эту неразлучную парочку, откликающуюся на «коллективный» позывной «миннорозыскные собаки». «Может, они возьмут след?..» Всего, включая генерала, пять человек. Но знает ли об этом Виктор Инсаров? После встречи с Еретиком, своей первой жертвой, – да, наверняка знает.

У генерала Тараненко был богатый выбор средств погасить любой скандал, связанный с его именем, устранить любую проблему. Так, во время развода со второй женой, обратившейся в одну лунную ночь в светскую львицу, когда дело коснулось дележа движимого и недвижимого имущества и все это, разумеется, выплеснулось в прессу, – так вот, он воспользовался приемом «информационная перегрузка». Он слил в СМИ море информации, основную часть которой составляли «абстрактные рассуждения, ненужные подробности, различные пустяки и „мусор“. В результате никто не смог разобраться в истинной сути проблемы. В другом случае, в котором виновником в дорожно-транспортном происшествии, повлекшем за собой жизнь двух человек, стала его 19-летняя дочь, он использовал „обратный“ прием, называемый специалистами по воздействию на сознание „дозированием информации“. Сообщалась только часть сведений, а остальное тщательно скрывалось. Это привело к тому, что „картина реальности“ исказилась, стала непонятной. И в этой затянувшейся на долгие годы истории Сергей Тараненко был готов применить любимый прием министра пропаганды нацистской Германии Йозефа Геббельса. Он утверждал: „Чем наглее и неправдоподобнее ложь, тем скорее в нее поверят“. Главное, подавать ее максимально серьезно.