Виктор Степанычев - Пули над сельвой

«Похоже, такие черты характера, как ответственность за чужие судьбы и жизни, а также – самопожертвование, у местных вояк напрочь отсутствовали. Героизмом они точно не отличались. „Сам погибай, а товарища выручай“ – такое только русские могли придумать. Здесь все проще: напоролись ребятишки на мины, собрали раненых и умотали подальше от опасности, – с грустью подумал Веклемишев. – Какие там пассажиры какого-то упавшего „Боинга“? Себя бы любимого вынести в целости и сохранности».

Хотя, возможно, он не прав, а в нем просто говорит обида. На противопехотках могло покалечиться много народу, и помощь была вынуждена повернуть обратно. Но что бы здесь ни произошло, Вадиму с Софией пока придется рассчитывать только на собственные силы.

Кстати, они сами задержались в дороге. Добирались до места, где взорвался БТР, не час, как планировал Вадим, а больше двух. За мостом местность пошла болотистая, пересеченная ручьями и низинками, залитыми водой. Шли тяжело, с частыми остановками. Несмотря на то что погоня о себе знать не давала, на дорогу, памятуя о втором заминированном участке, не выходили. Так и брели в прилипшей к спине влажной от пота одежде и в мокрой обуви, на каждом шагу хлюпая водой. София даже выдала в сердцах, что теперь-то она понимает, почему так горько плачут грудные дети, когда у них мокрые пеленки. Правда, когда они подобрались поближе к месту, где ожидали увидеть помощь, почва стала значительно суше. Вот только настроение еще более ухудшилось, когда беглецы поняли, что встреча со спасателями откладывается на неопределенный срок.

Веклемишев оставил Софию отдыхать в зарослях папоротника, откуда они рассматривали взорванный броневик, и отправился к машине. Чтобы не напороться на мину, он пробрался далеко вперед, вышел на дорогу и вернулся к БТРу. Мина взорвалась под передним левым колесом, вдребезги разнесла трансмиссию и пробила днище. Под броневиком растеклась багряно-маслянистая лужа. Кровь и масло из двигателя смешались в единую жуткую субстанцию. Похоже, крепко досталось механику-водителю и его машине. Ухватившись за поручень, Вадим рывком забросил тело в отсек для пехоты. Месиво грязи от солдатских сапог и крови были единственное, что он там обнаружил. Турель над кабиной стояла пустой; свежая смазка на болтах крепления указала, что пулемет, или что еще там могло быть, сняли совсем недавно.

Дверка в кабину была распахнута. Веклемишев заглянул внутрь и поморщился: стены и пол густо забрызганы кровью. Ничего заслуживающего внимания и там он не разглядел. За одним маленьким исключением, которое случилось как нельзя кстати. Справа под самым потолком, на вентиле, к которому подходили гнутые трубки, висела фляжка в потертом чехле. Утренняя чашка кофе в баре Майами была дополнена десятком неизвестных Веклемишеву сладких плодов, обнаруженных Софией на последнем переходе. Женщина заверила, что фрукты вполне съедобны. По внешнему виду и размерам плоды были схожи с персиками, но отличались от них пряным с гнильцой привкусом, присущим дыням. Так что с едой дело обстояло почти удовлетворительно, а вот с водой – куда более худо. При крайнем изобилии в округе больших и малых водных артерий, они несли мутную жидкость, которую водой даже с большой натяжкой назвать было трудно. А уж про содержание луж и озерец, которых по низинкам было великое множество, и говорить не хотелось.

Дотянувшись до фляги, Вадим взял ее в руки, открутил крышку и для начала понюхал. Пахло водой и алюминием. Он влил в рот небольшую дозу. Вода – и ничего, кроме воды. Хороший глоток еще раз подтвердил это открытие. Фляжка была заполнена на две трети, что искренне радовало. Ну что же, не все сегодня так уж и отвратно. Много ли человеку нужно для поднятия настроения? Глоток хорошей воды…

Веклемишев спрыгнул с броневика на дорогу. Найдя глазами заросли папоротника, он жестом показал выглянувшей из зелени Софии, чтобы та двигалась по его следам и выходила к дороге. Они встретились на обочине метрах в трехстах за подорванным БТРом. Дожидаясь спутницу, Вадим еще разок приложился к фляжке, сделав три приличных глотка, чем и утолил жажду. Воду следовало беречь. Еще неизвестно, когда появится возможность наполнить флягу и появится ли она вообще. София жадно припала к горлышку, но и ей Веклемишев не дал напиться досыта. Насчитав четыре глотка, он едва не силой вырвал фляжку из рук женщины.

– Хорошего помаленьку, не последний день живем, – по-русски произнес Вадим и перевел в вольной интерпретации на испанский: – Воду надо поберечь. Она нам еще понадобится.