Виталий Гладкий - Ликвидатор

Я быстро и уже без аппетита доел рис, вымыл руки в чашке с водой и поторопился к виднеющемуся неподалеку зданию с крышей в китайском стиле – это и была баня.

Обслуживающий персонал, сплошь китайцы, встретил меня несколько настороженно, но все равно кланяясь и щебеча приветствия на своем языке.

В дверь бани я вошел даже не оглянувшись, хотя знал, что за мной следовала целая свора местного отребья – это я успел определить, пока проталкивался сквозь толпу. Что им от меня нужно?

Этот вопрос меня, конечно, волновал, но не сильнее желания побыстрей сбросить с себя шкуру нищего попрошайки. К тому же у меня возникла великолепная мысль…

Когда я, одевшись, подошел к большому зеркалу в дорогом отдельном кабинете, куда меня пустили только тогда, когда я показал пачку рупий, то открыл рот от изумления – вместо грязного оборванца передо мной стоял молодой джентльмен европейского типа, широкоплечий, загорелый, с удивительно пронзительным взглядом и мощными руками, которые, казалось, перевивали стальные канаты, а не мышцы. Человек в зеркале был даже красив, но в этой красоте было что-то от красоты голодного тигра.

Сказать честно, я себе не понравился. Хотя бы потому, что если глаза – зеркало души, как я когда-то слышал или читал, то почему в них временами вспыхивают едва тлеющие угольки свирепости?

Может, я и ошибался, но мне бы не хотелось когда-либо разбудить в себе то, что таилось в неведомых глубинах мозга, лишь изредка пытаясь прорваться наружу через бездны зрачков…

Ушел я через черный ход. Китаец-служка (к нему я обратился на его родном языке) был рад мне помочь и даже отказался от денег. Он с таинственным видом провел меня по захламленным коридорчикам, затем отодвинул массивный кованый засов, и я очутился на какой-то улице, где и смешался с прохожими, нимало не беспокоясь о своих преследователях и даже не стремясь угадать, что у них на уме.

Мне было удивительно легко, будто вместе с дорожной пылью я смыл по меньшей мере еще килограммов десять невидимого груза. Теперь я был таким, как все, – по крайней мере, стал похожим на туриста.

И шел я сейчас в русское посольство – в надежде наконец узнать свое имя и получить хоть какие-нибудь документы, чтобы полиция не посадила меня в каталажку как подозрительную личность.

Я уже знал, кому принадлежал таинственный самолет, взорвавшийся над Гималаями: друзья Юнь Чуня сделали все возможное и невозможное, чтобы отыскать хоть какую-то зацепку в этой странной истории.

Владельцем аэроплана оказался некто Аттар Синг, или, как его прозвали обитатели дна столицы Непала, Бешеный Аттар. Имя пилота кануло в неизвестность, как и груз на борту. Что касается пассажиров, то Аттар Синг утверждал, будто на борту, кроме летчика и штурмана-радиста, тоже человека без имени, не было никого.

По словам владельца, самолет зафрахтовал не назвавший своего имени сахиб, за хорошие деньги. Одним из условий их сделки было право арендатора самому сформировать экипаж. Когда до Аттар Синга дошли слухи об авиакатастрофе, он даже не стал нанимать поисковую группу.

Во-первых, не было известно место падения, а во-вторых, аэроплан был застрахован, и что самое интересное – за две недели до трагического рейса.

Я решил пока не беспокоить Бешеного Аттара, хотя в этой истории он явно не выглядел потерпевшей стороной. Мне нужно было для начала поспрашивать в посольстве – вдруг все мои изыскания излишни и там меня ждут, не дождутся мои документы с визами и прочими сведениями, покинувшими бедные мозги?

Я шел в русское посольство…

Меня принял секретарь посольства, уж не знаю какой по рангу, но в годах, страдающий одышкой и, вероятно, язвой желудка. Он то и дело глотал какие-то таблетки, запивая минералкой, а затем бережно массировал дряблый живот.

– …Так вы говорите, самолет… тэ-эк… – Он листал какие-то бумаги. – Разбился… Когда? Тэ-эк… – Секретарь поднял телефонную трубку и набрал нужный номер: – Зоя Искандеровна, будь добра, принеси мне данные по нашим туристам за этот год. – Он с сомнением осмотрел меня с головы до ног. – И за прошлый. А также списки специалистов, которые работали и работают здесь… почему только в Катманду? Я сказал – в Непале.

Он положил трубку и снова хлебнул минералки. С его изможденного лица можно было лепить голову статуи для мемориального комплекса узников гитлеровского лагеря смерти Бухенвальд.

Зоя Искандеровна оказалась хрупкой черноволосой женщиной неопределенного возраста (о таких обычно говорят – от двадцати до сорока), с миндалевидным разрезом восточных глаз и великолепно скроенной фигурой. Она посмотрела на меня с легкой улыбкой, а уходя, бросила через плечо загадочный, манящий взгляд.