Виталий Гладкий - Ликвидатор

Он, как мне показалось, на секунду заколебался, а затем решительно пошел в сторону водопада, жестом приглашая меня следовать за собой.

Ничего себе трюк! Совать руки в огонь, ходить по пылающим углям… Может научиться и ребенок… Чушь!

Раздираемый противоречивыми мыслями, я шел следом, вперив взгляд в спину старика. Водопад под солнечными лучами искрился бриллиантовой пылью, исчезая за кромкой обрыва.

Льющийся сверху поток, в отличие от других водопадов, что мне приходилось видеть в прежней жизни, не прыгал по камням, разбрызгивая бешеную пену, а изливался ровной блестящей стеной, далеко внизу разбиваясь о скалы. Мельчайшие водяные брызги, подхваченные ветром, сливались в широкую радугу; один ее конец упирался в мокрую каменную стену, а второй растворялся в небесной голубизне.

Старик взял немного левее, прижимаясь к влажным камням, обернулся, еще раз махнул мне рукой, а затем… затем шагнул прямо в хрустальную глубину стремительного потока!

Черт возьми! Неужели это тоже хэсюэ-гун?! У меня мороз пошел по коже…

И тем не менее я продолжал идти вперед – больше по инерции, чем осознанно. Приблизившись почти вплотную к стене воды, я наконец заметил, что тропинка, по которой шел отшельник – исшорканная ногами до черного блеска узкая каменная лента, – упиралась прямо в водяную завесу.

Озарение пришло, как разряд молнии: какой же я осел, поверил в мистику! А ведь все так просто и очевидно…

И я, совершенно не беспокоясь о последствиях, с отчаянной решимостью нырнул в водяной туман. Правда, при этом механически на секунду закрыл лицо ладонью.

Когда я разлепил плотно сжатые веки, то не поверил своим глазам: передо мной блистало и переливалось полупрозрачное водяное стекло, подсвеченное радужными блестками.

В нем, как на экране испорченного цветного телевизора, с калейдоскопической быстротой и постоянством мелькали фантасмагорические картины-мозаики: снежные пики, солнечные осколки, зеленая лиственная пена, коричневые с позолотой древесные стволы, разорванная на узкие ленты небесная лазурь… Чудеса да и только!

К действительности меня вернул голос старика:

– Иди сюда! Еще налюбуешься…

С трудом оторвав взор от невиданной прежде картины, я вошел в пещеру.

Она оказалась неожиданно просторной и уютной: пол был застелен циновками, вдоль стен виднелись развешанные связки кореньев, а на широком просторном ложе старика в качестве покрывала красовалась шкура снежного барса.

Рядом с постелью стоял письменный стол, похоже сколоченный деревенским кустарем, и шикарное кожаное кресло, неведомо какими путями попавшее в эту монашескую обитель.

– Не могу до конца изжить замашки цивилизованного человека, – с улыбкой пояснил старик, заметив мой интерес к креслу и письменному столу. – А это моя библиотека. – Он показал на сундуки у изголовья постели; крышка одного из них была откинута, и я увидел потертую позолоту книжных корешков.

На столе лежала пачка чистой бумаги, стоял светильник странной формы в виде статуэтки неведомого мне, скорее всего, мифического животного, а в высоком резном стаканчике из слоновой кости торчали тонкие кисточки.

С правой стороны входа, на литой подставке, покоилась медная жаровня размером с наш родной таз для варенья – она, скорее всего, предназначалась для отопления пещеры, такой своеобразный древесноугольный камин, в лучшем случае годившийся для того, чтобы согреть иззябшие ноги или руки. Но видимо, отшельнику хватало и такой малости.

В дальнем конце пещеры, куда направился старик и где зеленоватая от водяной завесы тень была особенно густа, я заметил древнюю макивару [23]и груду различного оружия, применяемого бойцами самых разных стилей и школ: мечи, ножи, топоры, копья разных форм и размеров и прочее.

– По моему знаку положишь мне на спину этот камень, – старик указал на плоскую глыбу весом под сто кило, – и разобьешь ее вот тем молотом. Думаю, сил у тебя хватит. Не возражай – я так хочу. Ничего со мной не случится, поверь.

Отшельник выбрал из кучи оружия копье с наконечником в виде длинного и узкого древесного листа, приставил острый конец к горлу, а древком оперся о стену пещеры.

Я стоял, как деревянный болванчик, и смотрел во все глаза: под нажимом старика копье начало прогибаться, пока бамбуковое древко не стало напоминать молодой месяц. Я так увлекся процессом созерцания, что условный знак-отмашку отшельника заметил только со второго раза.