Виталий Гладкий - Сплетающие сеть

– Логично, – согласился я. – Готов признать твою правоту. Но меня смущает одно обстоятельство…

– Какое именно? – спросила несколько раздраженно Каролина.

– Я думаю, на дороге есть посты, своего рода секреты. Дорогу на такой крутой, судя по всему, объект должны охранять самым тщательным образом. Чтобы и мышь не проскочила, не то, что человек.

– Это лишь предположение, – упрямилась Каролина.

– Согласен. Но подкрепленное фактами.

– Объяснись, – потребовала девушка.

– Пал Палыч сказал, что КАМАЗ, в котором он проник на территорию комплекса, никто не проверял. А это означает, что машину досматривали на стационарном КПП. И возможно, еще на нескольких, блуждающих, представляющих собой что-то вроде частной дорожной милиции. Убедил?

– Убедил, – уныло ответила Каролина. – Значит, по дороге не пойдем?

– Увы, пойдем. Как это ни глупо. Только по ней мы сможем быстро добраться до автотрассы. Словно по компасу, не отклоняясь от верного направления ни на один метр. Лично я поддерживаю мнение Зосимы, но жестокая необходимость доставить в областной центр не наши эфемерные души, а живые бренные тела, заставляет меня согласиться с тобой и Пал Палычем и пойти на такой отчаянный шаг.

Выслушав меня, Зосима сумрачно кивнул. Лицо Пал Палыча осталось бесстрастным. По-моему, за две недели, проведенные в лесах, он вообще утратил способность бояться за свою жизнь. Что касается Каролины, то она была в смятении. Собственно, как и положено истинной женщине, у которой всегда семь пятниц на неделе.

Спустя две-три минуты мы уже были в пути. Впереди я поставил Пал Палыча, который держал лук постоянно наготове, – вдруг попадется какая-нибудь дичь. Сам я шел позади с толстой палкой в руках – со своим единственным, и, как я понимал, совершенно бесполезным оружием.

На небе не было ни облачка. День обещался быть ясным и солнечным.

Мы шли большей частью не по самой дороге, а подле нее. Благо она лежала в неглубокой долине, дно которой представляло собой более-менее плоскую, прихотливо извивающуюся, ленту. Я решил, что выходить на открытое место, когда за нами погоня, – а в этом никто из моей команды не сомневался, – было чистым безумием.

Вдоль дороги высились деревья, но уже не вековые, а молодая поросль. Когда-то здесь производились лесозаготовки, о чем напоминали печальные почерневшие пни, усыпанные шляпками поганок.

Идти по редколесью было легко. Но теперь нашу группу возглавлял я. Нам пришлось отпустить Пал Палыча в свободный поиск, потому что, как заявил Зосима, к дороге дичь обычно приближается редко, а на ужин мы не имели ни крошки.

До обеда нас никто не беспокоил. Дорога была пустынной, небо казалось бездонным и чистым, а обмелевшая речушка, успокаивающе журчащая рядом с дорогой, рассыпала по прибрежным зарослям мириады алмазных блесток. Лишь один раз по дороге проехал целый кортеж из микроавтобусов, возглавляемый "джипом".

Мы шли споро, но осторожно. Сначала я всматривался и вслушивался при полной неподвижности своей команды, затем совершал стремительный бросок вперед, держась в тени деревьев, снова слушал знойную летнюю тишину, и только когда убеждался, что впереди все спокойно, давал отмашку Зосиме и Каролине.

Они в свою очередь тоже старались не шуметь и тщательно маскировались.

Весь превратившийся в комок нервов и слуховых окончаний, я несколько раз слышал гул легкомоторного самолета. Но он летал на достаточно большой высоте, и я успокоился.

К полудню мы покинули холмистый массив Кадьи. Выветрившийся песчаник, из которого в основном состояла возвышенность, уступил место черной, как уголь, земле. Она была пропитана водой словно губка.

Мы снова передвигались по болотистой местности, поросшей редколесьем.

Присоединившийся к нам Пал Палыч совсем замкнулся. Он был раздосадован, так как сумел подстрелить всего лишь двух рябчиков. Но на болоте было немало грибов, растущих на сухих местах и взгорках, и мы набили ими полные карманы.

И тем не менее, несмотря на царившую вокруг тишь и благодать, на душе у меня кошки скребли. Я был уверен, что нас так просто не отпустят.

Они вышли на наш след, когда меня начал доставать просто зверский голод. По этому признаку я определил, что сейчас третий час пополудни. Обычно в это время я обедал, и теперь желудок требовала своего, устраивая забастовки, сопровождающиеся спазмами.

Чтобы успокоить пищеварительную систему, мне пришлось есть лебеду. Правда, сначала я наткнулся на марь – растение, которой трудно отличить от лебеды. Я понял, что ошибся, только тогда, когда разжевал серовато-зеленый с мучнистым налетом лист. У него был запах тухлой селедки. Я едва не вырвал, хотя марь тоже съедобна.