Виталий Гладкий - Месть обреченного

Депутаты? Эти шавки способны только на беззлобный лай. И в случае опасности их из конуры не вытащишь и трактором.

Тогда – кто?

Оставался лишь один человек – наш генерал.

Трудно сказать, кто его рекомендовал в свое время на такую серьезную и престижную должность. Но факт оставался фактом – в кресле начальника областного управления внутренних дел сидел не подхалим и не партийный выдвиженец, а настоящий ас сыскного дела.

Генерал начинал с самых милицейских низов и добился всех своих постов благодаря лишь способностям и удивительному трудолюбию.

Но как мне к нему прорваться? Да еще так, чтобы не знал ни Саенко, ни гончие псы губернатора.

А Саенко в особенности – я был уверен на все сто, что видеоматериалы так и не попали к генералу.

Баранкин заявился на работу только под вечер. За последнее время он сильно сдал – похудел, посерьезнел и потерял свой обычный лоск.

Но, тем не менее, работать продолжал в том же режиме и с таким же усердием, как и раньше. – По-моему, отстали, – объявил он, усаживаясь на свое место. Но в его голосе я почему-то не услышал энтузиазма. – Кто? – не понял я, поднимая голову от бумаг.

В моих мозгах сейчас творился настоящий бедлам. – "Пастухи", – сказал Баранкин. И налил себе чаю. – Надоели, суки! – сказал он зло. – Наконец-то оставили в покое.

– Не обольщайся. Все равно будь настороже.

– Понимаю, не маленький.

– А что отстали – хорошо. У меня как раз одно заданьице наклюнулось. И уж там, куда я тебя пошлю, нам светиться совсем нельзя. – Грохнут когда-нибудь нас с тобой… – уныло проворчал Баранкин, выслушав вводную. – Может, да, а может, и нет, – "обнадежил" я Баранкина. – Нам только и не хватало сцепиться со службой безопасности…

– Кто сказал, что мы будем с ними ссориться? Это обычная работа, не более того. Там тоже парни понятливые.

– Для них честь мундира гораздо дороже твоих "понятий". Нам уже приходилось с ними сталкиваться на узкой дорожке. Не помнишь? – Помню. Но тогда было другое время и иные обстоятельства.

– Времена меняются, а принципы у гэбэшников остаются прежние. У них там все глухо, как в танке. Не достучишься. Поставят гриф "Совершенно секретно" – и гуляйте, мальчики. – Я не думаю, что Плешнев – неприкасаемая личность. – Согласен. Но это еще требуется доказать. – Вот и дерзай.

– Тебе легко говорить, – не сдавался Баранкин. – Если этот Плешнев замешан в теракте и продолжает до сих пор работать в "конторе", то мы его сможем оттуда выудить лишь при огромном везении, что выглядит гипотетически. – Давай сначала все проверим, а потом решим, что и почем. – Проверим… – тяжело вздохнув, согласился Баранкин.

– Меня смущает одно – судя по данным, собранным службой безопасности на всех, кого можно подозревать в качестве опытного специалиста по части взрывных дел, Плешнев, как ни странно, почему-то не значится. А должен бы, если еще живет в городе. Оплошность, недоработка или?..

– Выйдет нам боком это "или".

– Ладно, не зуди. Бухтишь, как старый хрыч. Чему быть, того не миновать.

– Можно подумать, что тебя сейчас мандраж не шибает.

– Сказать честно?

– Валяй.

– Нет.

– Ну и брехло ты, Ведерников! Я что, по тебе не вижу? Сам не свой. Когда ты последний раз анекдоты травил?

– Так ведь нет ничего новенького.

– Козе расскажи. Она доверчивая.

– Ну хорошо, некоторый трепет наблюдается. Доволен?

– Некоторый?

– Что ты прилип, как банный лист?! Иди лучше займись делом.

– Уже иду. Покеда. – И смотри – как можно незаметней!

– Буду работать, как Фантомас.

– Причину появления в ЖКО сам придумай. И на доме, где проживает или проживал Плешнев, внимание не акцентируй.

– Учи ученого. Тоже мне, профессор кислых щей…

Баранкин ушел.

Я с отвращением попихал разбросанные по столу материалы в папку и швырнул ее в сейф. Впервые за все время работы в милиции я почувствовал, что сыт по горло своими ментовскими буднями.

Мне до зуда в конечностях захотелось бросить все к чертовой бабушке и сбежать в какой-нибудь скит. Если таковые еще существуют.

И чтобы там не было ни единого кусочка бумаги, ни огрызка карандаша, ни печатной машинки, а тем более – компьютера. Не говоря уже о радио или телевидении…

Из управления я вышел в девять вечера через черный ход.

Было еще достаточно светло, но мне так остохренел кабинет, что я решил рискнуть оторваться от "хвоста" до темноты, хотя ночью конечно же обмануть слежку гораздо проще.

– Товарищ капитан! Вас подбросить?