Сергей Кулаков - Надейся только на себя

Похоже, рано обрадовался, подумал Роман, напрягая мышцы в ожидании жестоких побоев. По голове пусть бьют, хрен с ними, нос, зубы – это можно поправить, не смертельно. Хуже, если отобьют внутренние органы. Тогда, если каким-нибудь чудом удастся выжить, здоровым человеком уже не будешь. Какое здоровье с оторванной печенью или отбитыми почками?

Но избивать его не стали. К своему ужасу, Роман вдруг почувствовал, что ему расстегнули ремень, затем под пояс брюк подсунули нож и разрезали их вдоль ширинки до самого паха. Распоров также и трусы, истязатели, обмениваясь короткими, деловитыми фразами на своем языке, обнажили его половые органы, равнодушно касаясь их жесткими пальцами.

А это было уже страшнее страшного. Словно в ответ на его мстительные мысли, они решили заняться самым уязвимым и чувствительным участком тела жертвы. Уж лучше бы он задохнулся в целлофановом мешке…

Теперь понятно, почему они не стали удушать его дальше. Они поняли, что он скорее умрет, чем заговорит, а это пока не входило в их планы. Им нужно было, чтобы он не умирал геройской и в общем-то легкой смертью, а дал ответы на интересующие их вопросы. Поэтому они изменили тактику дознания. Теперь они подвергнут его самой изуверской пытке. И можно было не сомневаться, что они выжмут из него все соки. Такого рода приемы пришли как раз с Ближнего Востока, и разновидностей здесь множество.

Можно кромсать острым как бритва ножом. Можно прокалывать раскаленными иглами. Можно раздирать надетой петлей. Можно раздавливать каблуком. Можно просто бить раз за разом в одну и ту же точку. Да что бы они ни выбрали, боль в любом случае гарантирована адская. И мало кому удавалось эту боль выдержать.

– Что вы делаете?! – задыхаясь от ужаса без всякой наигранности, закричал Роман. – Я ничего не знаю! Это ошибка! Я простой журналист… Вы меня с кем-то спутали. Я не понимаю, что вам нужно…

Он почувствовал, как к головке члена и мошонке прицепилось что-то холодное и зубчатое. Это были электрические зажимы. Значит, они призвали на помощь достижения цивилизации и будут пытать его с помощью электричества. Насколько знал Роман, это был самый эффективный метод допроса. Но ни в каких даже самых страшных мыслях он не предполагал, что ему доведется испытать его на себе.

Единственный способ хоть как-то противостоять боли – это принимать ее как благо. Твое тело рвут на части, режут, жгут, ломают – а ты вроде как получаешь от этого удовольствие. И чем сильнее боль, тем сильнее удовольствие.

Все это тоже входит в обязательную подготовку разведчиков. Существует ряд психологических установок, усердно вбиваемых в головы курсантов, и Роману иногда удавалось ощутить нечто подобное в схожих условиях, учебных или настоящих. Однако так близко к боли самого высокого уровня он не подходил ни разу. И вот – сподобился.

Его лепет никто не слушал. Он чувствовал это по грозному молчанию своих истязателей. Эти люди не желали признавать ошибку, в которой он тщетно старался их убедить, и готовились извлечь из него ответы любой ценой.

«Только не сломаться сразу, – твердил себе Роман. – Мое спасение – в моем молчании. Выдержать первый натиск, потом будет легче…»

Вдруг сверлящая боль пронзила его с ослепительной силой. Он закричал и захлебнулся криком, ничего уже не соображая. Боль, к которой он себя готовил, изумила и потрясла его до основания. Теперь он ни о чем не думал, весь сосредоточившись на том месте, через которое боль вошла в него. Казалось, после того что он только что испытал, там не осталось ничего, кроме обожженного куска мяса. Сознание вдруг странно начало меркнуть и раздваиваться, рисуя нелепые, фантастические картины.

– Ты русский шпион? – услыхал он новый вопрос.

Способность адекватно мыслить неохотно вернулась к нему. Значит, он еще не сошел с ума и готов вынести новый разряд. И еще один, и еще… О, господи, спаси и сохрани мою несчастную душу, ибо сохранить тело не в силах даже ты.

Эти изверги знают свое дело и будут терзать его до тех пор, пока он не заговорит. Или не сойдет с ума, что было бы сейчас самым заманчивым выходом. Но до этого еще надо выдержать целый океан боли…

– Ты русский шпион? – рявкнул палач над самым ухом. – Гавары!

– Вы ошиблись… – бессильно клонясь головой к плечу, прошептал Роман. – Я не шпион… Я журналист… Это ужасное недоразумение…

Снова все его тело потряс приступ немыслимой сверлящей боли. Он забился и зарычал, выгибая грудь так, что ребра едва не прорывали кожу. Затем весь обмяк и повис на стуле. Внутри, снаружи, внизу, вверху, в коже, в костях, в позвоночнике – везде все дрожало и пульсировало в ожидании новой порции страданий. Рассудок почти не повиновался ему и жил лишь ощущениями терзаемой плоти.