Сергей Кулаков - Сталкер из ГРУ

Вчера утром один из них не выдержал и поднял бунт. Высокий мускулистый араб по имени Наиб, который не желал, согнувшись в три погибели, копаться в земле, наотрез отказался идти на подземные работы. Дело происходило на утреннем разводе, во дворе той самой строительной базы, куда Муртаз на прошлой неделе привез Джелала и его попутчиков. Вокруг бунтаря тесно стояли другие наемники, и по их лицам было видно, что многие из них готовы поддержать его.

– Но сегодня твоя очередь, – сказал Хамзат, который стоял рядом с прорабом – одним из чеченцев, руководивших стройкой.

– Ну и что? – запальчиво возразил Наиб. – Я приехал сюда, чтобы сражаться, а не для того, чтобы как крот копаться под землей.

Глухой ропот собравшихся одобрил его гордое заявление.

– Но ты же сам вызвался как строитель, – сдерживая до времени злобу, заметил Хамзат. – Здесь все работают одинаково. Таково условие.

– Я могу работать наверху, – ответил Наиб. – Но вниз не пойду.

Хамзат повернулся и молча направился в контору. Спустя минуту он вышел оттуда вместе с Мусой, который был одет в неизменный темно-коричневый костюм, шляпу и белую сорочку. В отличие от большинства жителей поселка, в том числе и чеченцев, приехавших сюда из разных мест далеко не полными семьями, здесь жила вся его семья, включая жену с пятью несовершеннолетними детьми и двумя невестками с внуками, – оба его старших сына погибли в сражениях с русскими; двух младших братьев со своими семьями; и нескольких десятков близких и дальних родственников. Эти люди готовы были пожертвовать жизнями всех своих родных ради общего дела, в том числе и маленькими детьми, и вызывали огромное уважение.

Муса остановился перед Наибом и некоторое время молчал.

– Ты отказываешься выполнить приказ? – негромко, но так, чтобы слышали все, спросил он у стоящего в гордой позе араба.

– Я не хочу работать под землей, – громко заявил тот. – И не буду.

– Ты отказываешься выполнить приказ, – повторил Муса. – Это – нарушение воинской дисциплины. А мы все – воины и знаем, что нарушать приказ нельзя. Если ты не выполнишь приказ, он, – Муса ткнул пальцем в стоящего рядом с Наибом человека, – не выполнит приказ, он, он, – русские придут и уничтожат нас. Потому что мы будем не отрядом бойцов, а стадом баранов, где каждый бежит в свою сторону. Ты это понимаешь?

– Да, – склонив голову под взглядом Мусы, пробормотал Наиб.

Сочувствующие, окружавшие его до того плотной группой, одобрительно закивали после слов Мусы и как-то незаметно попятились прочь от бунтовщика. Он остался стоять один перед старейшиной.

– Это хорошо, что ты понял. Но мы находимся на войне, а на войне за невыполнение приказа расстреливают. Ты со мной согласен?

Наиб, сильно побледнев, молча кивнул. Наемники притихли, понимая, что Муса сказал последние слова не просто так. Муса, не оборачиваясь, протянул руку назад. Хамзат вложил в нее пистолет с черной бомбочкой глушителя на стволе. Не отрывая глаз от лица Наиба, Муса медленно поднял пистолет на уровень его головы, помедлил и нажал на спуск.

Хлопнул выстрел, пуля с чмоканьем ударила в лоб Наиба. Он резко закинул голову и повалился лицом вперед. Пыль под его головой быстро пропитывалась кровью. Муса обвел взором онемевших наемников.

– Приказ командира – это святое на войне, которую мы ведем, – медленно проговаривая слова, чтобы поняли все, сказал он. – Сейчас мы строим укрепления, завтра пойдем в бой. Я хочу быть уверен в каждом из вас. Этот, – Муса качнул ногой труп Наиба, – сегодня отказался выполнить приказ. А завтра он пойдет к русским и расскажет им то, что видел здесь? Или захочет все сделать по-своему? Такие люди – наши враги. Кто из вас еще не понял, что такое приказ командира?

Наемники молчали, боясь отвести глаз от испытующего взгляда Мусы.

– Хорошо, – кивнул он, отдавая пистолет Хамзату. – Я вижу, вы поняли.

Повернувшись, он неторопливо ушел в контору, со спины имея вид директора сельской школы и безобидного человека. Но пока за ним не закрылась дверь, наемники вздохнуть боялись, не то что говорить.

Через десять минут все кучками разошлись по нарядам. Труп Наиба закатали в мешковину и утащили куда-то на окраину села. Никто и не спрашивал, как и где его похоронили. Короткая, но чрезвычайно сильная речь Мусы заставила всех задуматься и несколько иначе взглянуть на то, чем они тут занимались. Теперь все шли на стройку если не как на боевую операцию, то как на очень ответственное задание. И рыли тоннели теперь гораздо быстрее и охотнее, чем до того. Публичная казнь способствовала тому, что люди почувствовали большую ответственность за свои действия и прониклись острым чувством общности их интересов.