Михаил Нестеров - Характер победителя

Солдат дал в его сторону еще одну очередь. Его попытку выйти из-за укрытия и подобраться к Артемову пресек Марковцев. Он выстрелил, и пуля выбила над головой противника кусок камня.

Сергей думал о хорошем – Артемов только ранен. Пусть даже снова в ногу. Кричит – значит, жив.

Он только на мгновение переключился на товарища и снова сосредоточился на автоматчике. Выстрелил еще раз в надежде на ответный огонь. Тот сместился в сторону, уходя с линии огня снайпера.

Артемов дождался благоприятного момента. Солдат показался из-за укрытия наполовину, и он выстрелил, тщательно прицелившись. Пуля попала ему под левую ключицу, и он повалился на бок. Марку стала видна его голова, и он нажал на спусковой крючок не задумываясь.

«Вот так мы это делаем», – прокомментировал на этот раз Артемов.

Он снова вступил в бой – прикованный одной рукой к перилам, раненный в ногу. Он остановил еще одного солдата и дал Марку довершить эту огневую связку. И – патроны у него кончились. Артемов выругался и потянулся к кобуре Абашидзе. Но его тело вдруг поползло по камням вниз. И пистолет, который Артемов положил рядом, тоже скакнул по камням.

Марк ушел с башенки-колокольни, где уже не чувствовал себя в безопасности, и занял позицию у окна церквушки. Кто-то из спецназовцев Абашидзе стрелял на слух, по наитию. Пули влетали в проем этого старинного эркера и выбивали куски кирпича в стене и потолке храма.

Дым стал рассеиваться. Пыль быстро осела. Теперь Марк смог оценить последствия взрыва мин. Он насчитал пять трупов солдат. Еще двух они уложили с Артемовым. Одного Марковцев свалил самостоятельно. Из автомата огрызался только один. А где десятый? Десятый – это командир подразделения Абашидзе, расставил все точки Марковцев.

Шавхелишвили не мог отказаться от своих планов. Он жалел о своем труде как об упущенных возможностях. В его представлении – он воскрешал майора Телешевского, «еврогрузина» Данию и никчемного водителя, министра обороны, его жену, охранников. Но – хоронил свой труд. Он работал на перспективу, и вот она пропала, как будто он сам умер. Джемал не мог этого допустить. Он бился и за свою жизнь, и за свой труд, который ставил на одну доску со своим существованием. Иначе нельзя. Он высоко ставил свои ценности.

Он зарычал. Приподнял вооруженную руку и выплеснул часть переполнявшей его злобы, выстрелив в Измайлова. Еще и еще раз, не глядя. Боковое зрение отмечало лишь тень, готовившуюся покинуть Вахтанга вместе с духом.

Спецназовец по имени Гиго, обстреливающий позицию снайпера, даже не поднял оружие, защищаясь. Шерхан ожег его взглядом и указал вооруженной рукой на уцелевший миномет:

– Займись-ка делом.

Сказал он это спокойным голосом. И словно похоронил Гиго – для него он больше не существовал. А дальше его прорвало.

– Марк! – выкрикнул Шерхан, оставшийся один. Один на один со своим врагом.

Он подбежал к амфитеатру, рискуя обрушить мостки. И – все же обрушил их, не добежав до амфитеатра нескольких шагов. Упал. Его нога предательски скользнула по обломкам поручня, и он едва не сломал ногу.

Джемал снова выкрикнул имя подполковника. Он рвался в бой, попирая правила «четырехсотлетнего ронина». Дух его был неспокоен, а сам он напряжен. «Когда твой дух спокоен, не позволяй телу расслабляться, а когда тело расслаблено, не позволяй духу распускаться... Не позволяй противнику проникнуть в твое состояние». Но он, выкрикивая имя врага, пускал его в свою душу. Откликнется ли он? Бросит ли винтовку? Настоящий ли он ронин, каким представлял его Шавхелишвили по кличке Шерхан?

«Ружье не имеет себе равных. Но как только скрестились мечи, ружье становится бесполезным».

Его взгляд остановился на Артемове. Прикованный к перилам, тот был еще жив. Шерхан выбросил руку назад, откуда мог отработать по поселку миномет. Хотел что-то добавить к этому, но не стал тратить слов, словно в них была заложена энергия.

Гиго перебросил через плечо автомат и, пользуясь горящим «УАЗом» как прикрытием, подошел к миномету. В первую очередь он подтащил ближе мины с зарином. Глянув в темнеющее небо, он произнес короткую молитву.

Он мог по приказу того же полковника Шавхелишвили убрать снайпера. У «Подноса» максимальная дальность стрельбы с дальнобойным зарядом – четыре километра, с полным переменным – чуть больше трех. Минимальная дальность – восемьдесят пять метров. При скорострельности выстрелов в минуту с исправлением наводки – пятнадцать, без исправления – свыше двадцати эта мортира похоронила бы снайпера прямо в храме, откуда он вел огонь. Это предложение было услышано разве что богом, к которому накоротке обратился Гиго. Он стряхнул с себя нерешительность и вынул из ящика мину. Глянул вниз и обалдел: на опорной плите с грузозацепами, обеспечивающими устойчивое положение ствола миномета в момент выстрела, лежала еще одна мина. Кто ее туда положил?