Чингиз Абдуллаев - Лучше быть святым

Кроме того, несмотря на все принимаемые меры, до сих пор не был установлен источник утечки информации, а это значило, что их переиграли по всем статьям. Именно в таком понимании дела и, соответственно, в таком настроении Вадим Георгиевич и Николай Аркадьевич приехали на беседу с Меджидовым.

Николай Аркадьевич даже проверил предположение о том, что сам Меджидов отдал приказ о ликвидации Корина, чтобы окончательно запутать всех, но следственный эксперимент, повторенный дважды, показал, что ни Подшивалов, ни Сулакаури не могли успеть так быстро добраться до Курского вокзала из Махачкалы и Домодедово. Эксперты приняли во внимание и то обстоятельство, что после звонка Меджидова Сулакаури никому не звонил, а, значит, не мог передать информацию о ликвидации, даже если таковая имелась.

Кямал Меджидов спал у себя в комнате, когда к нему вошли оба генерала. Он открыл глаза сразу, едва раздался шум в коридоре.

— Добрый вечер, — поздоровался Меджидов, приподнимаясь, — между прочим, по российскому законодательству даже заключенных в тюрьме ночью не беспокоят.

— Перестаньте паясничать, — сорвался Николай Аркадьевич, — вы боевой генерал или какой-нибудь «вор в законе»? Что вы водите нас за нос?

Вадим Георгиевич укоризненно покачал головой и, взяв стул, сел за стол. Непонятно было, кому он качал головой — не сдержавшемуся Николаю Аркадьевичу или сумевшему так ловко провести их Кямалу Меджидову.

— Вставайте, Кямал Алиевич, — предложил он, — одевайтесь. У нас к вам беседа, не терпящая отлагательств.

Меджидов встал, одел рубашку, натянул брюки и сел за стол напротив старшего из генералов. Николай Аркадьевич остался стоять в углу, возмущенно следя за Меджидовым.

— Догадываюсь, что-то у вас случилось? — спросил Меджидов.

— Вы напрасно недооценили всю опасность положения, — мягко произнес Вадим Георгиевич, — мы были действительно озабочены безопасностью сотрудников вашей группы.

— Поэтому меня держат здесь как арестованного. Даже привезли из гостиницы мои вещи.

— Для вашей собственной безопасности. Не забывайте — мы спасли вам жизнь.

— Спасибо, но если бы я оказался на воле, я бы быстрее нашел возможных убийц. Они бы вышли на меня, а там или я… или они. Уверяю вас, это более эффективно. Кстати, я мог вам не поверить. Убрать официанта вполне могли и ваши люди с тем, чтобы потом разыграть спектакль спасения. Наш разговор записывается?

— Нет, — соврал Вадим Георгиевич, чуть поколебавшись.

Двое техников, сидевших в соседней комнате, переглянулись. От Меджидова не укрылось это секундное колебание.

— А вы еще просите, чтобы я был с вами предельно откровенен, а сами беспрерывно врете. Это бывший специальный Центр КГБ СССР. Здесь все комнаты оборудованы не только подслушивающими устройствами, но и камерами наблюдения. Зачем вы делаете из разговора дурацкую игру?

— Не мы первые начали, — огрызнулся было Николай Аркадьевич.

— Хорошо, будем считать, что я вам соврал, — разозлился и Вадим Георгиевич, — но если вы знаете, где находитесь, то и не нужно спрашивать. А сами вы тоже хороши, — мстительно сказал он, — могли бы не устраивать своих розыгрышей. В результате вашей неискренности погиб еще один человек.

Меджидов сморщился, словно от зубной, боли.

— Кто? — выдохнул он.

— Вячеслав Корин, — немного злорадно ответил Вадим Георгиевич, видя, как меняется лицо его собеседника, — и эта смерть на вашей совести, генерал, — решил он окончательно добить Меджидова.

Тот сидел молча, словно обдумывая сложившуюся ситуацию.

— Вы скажете нам наконец всю правду? — спросил из угла Николай Аркадьевич.

— Помолчите, — почти приказал Меджидов уже совершенно другим тоном, — я пытаюсь уяснить ситуацию.

Он молчал минуты две затем решительно поднялся.

— В силу чрезвычайных обстоятельств я буду говорить с Директором ФСК лично. Прошу меня отвезти туда немедленно, для личного доклада.

— Вы же понимаете, что это невозможно. Сейчас уже слишком поздно — возразил Вадим Георгиевич — только завтра утром. Вы можете сказать все, что хотите нам, а завтра утром мы передадим слово в слово.

— Нет, — резко оборвал его Меджидов, — достаточно гибели людей. Вы правы, генерал, если это вам доставляет удовольствие, Корин действительно на моей совести. Но так как наш разговор фиксируется я громко скажу — Ду-ра-ки! Корин не имел к группе «О» никакого отношения.

Наблюдатель в конце коридора вздрогнул.