Сергей Бакшеев - Осколок в голове

Верблюды неспешно шли перед ним, плавно покачивая горбами, и каждый проходящий верблюд притягивал взгляд. Тихон не понимал, откуда берется следующий. Когда он отрывал взгляд от одного верблюда, другой уже был перед глазами. Потом Тихон вспомнил, что надо считать верблюдов, только тогда можно заснуть. И он стал считать, но, почему-то, по-английски. И это мешало. Приходилось сосредоточенно вспоминать английские числительные, чтобы не ошибиться.

А верблюды уже шли необычные – все сплошь с белыми горбами. Каждый из них поворачивал ухмыляющуюся морду и показывал большие зубы. И Тихон уже знал, что это та самая Шиха, которая откусила нос Бекбулату, и она ходит по кругу. Он провожал ее долгим взглядом, пока она полностью не сливалась с темнотой. Пользуясь этим, верблюдица незаметно возвращалась и появлялась снова. Тихон понял, что это одна и та же верблюдица, но продолжал ее считать как новую. Он почему-то боялся показать ей, что знает ее хитрость. Раз она хочет казаться каждый раз новой, пусть так и будет. Потом он обнаружил, что уже в который раз повторяет одну и ту же цифру, и ему стало страшно: сейчас она поймет, что ее обман разгадан.

Заколов открыл глаза то ли от хлопка, почудившегося за окном, то ли от неудобной позы. Уснуть ему так и не удалось. Или то, что он представлял только что, и было сном? Он решил выйти во двор попить воды. На кухне должна была остаться канистра.

Дверь барака изнутри не закрывалась, да и от кого тут прятаться в такой глуши. Он толкнул створку, петли скрипнули, но совсем не так, как днем. Он прекрасно помнил дневной сухой скрип. Или ночью, когда прохладнее и воздух насыщается влагой, двери скрипят по-другому? Он подошел к кухонному навесу. В темноте он долго искал канистру, но так ее и не нашел. От этого пить захотелось еще сильнее.

Тихон вышел из-под навеса и сразу же увидел лежащую на боку белую пластмассовую канистру. Крышки на ней не было, а к горлышку припали губы стоящего рядом на раскоряченных ногах верблюжонка. Тихон хотел его отогнать, но тут из темноты выступила большая верблюдица. Тусклый свет молодого месяца серебрил ее горбы.

– Шиха! – удивился Тихон.

– Змея! – крикнула верблюдица, а потом еще громче: —Змея!

Тихон вздрогнул от неожиданного возгласа животного и проснулся.

Он с трудом понял, что лежит в бараке, а не стоит около кухонного навеса. Рядом на соседней кровати сидел Стас и сиплым от страха голосом повторял:

– Змея! Змея!

Заколов взглянул в указанном направлении. По ногам к паху ползла утолщенная в центре змея. Тихон разглядел желтые пятнышки на спине и ромбовидную голову, из приоткрытой пасти которой торчал острый загнутый коготок.

– Это гюрза, – прошептал он.

Через три дня караван Хасима преодолел перевал и спустился к горной реке. За ней заканчивались китайские владения, и на том берегу караванщики могли чувствовать себя в безопасности. Туда китайские воины вряд ли рискнули бы вторгнуться, чтобы не раздражать грозных соседей.

Хасим осмотрел караван. Люди и животные выглядели изнуренными от тревожного напряжения и сложной незнакомой дороги. Верблюды, привыкшие ходить сотни километров по пескам в пустыне, с трудом приспосабливались к горным тропам и зияющим провалам ущелий, обрывающимся прямо под ногами. Сейчас, когда казалось, что самое тяжелое позади, Хасим вдруг понял, что основная трудность вот она, перед ними.

Река, спустившаяся с холодных гор, усмиряла здесь безрассудную мощь, но вода, словно помнящая недавний удалой бег, местами вскипала бурлящими волнами и угрожающе шумела, недовольно огибая большие валуны. Моста здесь не было и в помине, и где найти возможный брод, никто из каравана не знал.

Верблюды, не умеющие плавать, пугливо сторонились шумящей воды, бестолково перебирали на месте мозолистыми ногами, в страхе прижимаясь друг к другу. Их неорганизованную толпу надо было растащить, но полоса вдоль берега была узкой, заваленной тут и там огромными булыжниками.

И еще одно обстоятельство сильно тревожило Хасима. Товар, который он вез для Тохтамыша, не должен был намокнуть ни при каких условиях. Об этом настойчиво предупреждал Шао. У Хасима от безысходности опустились руки. Все, что он сохранил, уйдя от погони, можно было вмиг потерять на неизвестной горной реке.

Люди Хасима разбрелись вдоль берега и, взяв в руки длинные палки, пытались нащупать возможный брод. Они спускались в холодную воду, заходили по колено, щупали дно, но, делая очередной шаг, тут же проваливались по грудь, а некоторые и с головой. Весенняя река разбухла от воды и не пускала караван на вожделенную равнину.