Андрей Орлов - Харбинский экспресс-2. Интервенция

…Когда все закончилось, и снова уселись чаевничать, Женя свою жизнь рассказала – вот до чего доверилась.

Оказалось, всему виной роковая любовь. Была у Жени Черняевой несколько лет назад такая вот сердечная страсть: работала милосердной сестрой у некоего доктора, который ее совратил и даже растлил, а там и бросил, женившись на светской дебютантке. И Жене ничего не оставалось, как пойти по кривой дорожке: общество полусвета, горький хлеб содержанки.

Грач слушал вполуха, посмеивался про себя да поглядывал на часы. Он и половине не верил. Слышал таких историй множество, и не было в них никакой правды. Одни только мечты с аллегориями.

– Ладно, – сказал он, – перемелется – мука будет.

Расстались хорошо. Грач объяснил, что домик этот пока в полном ее, Черняевой, распоряжении. Выходить в палисад можно, но лишь ввечеру, в сумерки. Все необходимое стражник доставит. Если что срочное – опять же через стражника передать. Их тут двое будет: один в сенях, другой во дворе, во флигеле.

С тем и уехал.

Настроение у него было приподнятое, потому что Женя оказалась дамой не просто приятной, но приятной во всех отношениях. И, хотя нужные сведения были получены почти все в первый же вечер, Грач очень рассчитывал под благовидным предлогом подержать ее подольше в своем «конспиративном» домике. Не все же радеть для службы-то. Надо хоть иногда через нее и удовольствие получить.

Поэтому теперь он тонко и с большой осторожностью излагал свое видение перспектив касательно задержанной госпожи Черняевой.

Но полковник не стал слушать про далеко идущие планы. При упоминании курьерши скривился и перебил, сказав как бы некстати:

– Я тут беседовал с директором департамента…

(Значит, все же не печень!)

– …так вот, – хмуро проговорил Карвасаров, – эту дамочку от нас забирают.

– Кто забирает? Куда?!

– Военная контрразведка. Они полагают, будто опийный курьер может иметь связь с большевистским подпольем. Глупость, конечно. Однако смогли в том убедить нашего Хорвата. Так что бери ты ее и вези прямо на Корпусную. Оттуда нам уже дважды телефонировали. Где, кстати, ты эту дамочку прячешь? Мне следователь говорил – в тюрьме ее нету.

Грач что-то неубедительно сказал про дом, снятый для казенный надобности.

– Ну-ну, – Карвасаров испытующе посмотрел на своего чиновника. – Отвезешь и доложишь. Ступай. Да, – окликнул он Грача, стоявшего уже у дверей. – Рапортом все подробно. Меня нынче не будет, секретарю передашь.

Спустя час с четвертью Грач уже ехал вместе с Женей в коляске. Правды он ей не сказал, сообщил, что переводят временно, потому что у военных есть буквально пара вопросов. А потом она вернется обратно. Как знать, думал он про себя, может, так оно и случится?

Да только не верилось.

Пока ехали, Грач успокаивал себя следующими рассуждениями. Хотя госпожа Черняева не запиралась и дала подробное описание своего патрона (все верно, офицер, кавалерист), но где искать его – это она не знает. Тот всегда сам выходил с нею на связь. Если офицер цел, он, конечно, постарался бы найти свою связную. Но, скорее всего, его нету в живых. Уж больно настойчиво кто-то этого добивался. А потому толку от задержания курьерши – не много. Но все же, что теперь делать? Приставить негласное наблюдение на собственный риск? Однако ведь контрразведка… Да еще узнает Карвасаров – совсем нехорошо получится. Что ж, расставаться придется.

Когда свернули к вокзалу, через площадь как раз потекла толпа с прибывшего читинского. Где-то на середине навстречу пробежала лаковая щегольская «эгоистка» с одиноким седоком, державшим в руках рыжий поношенный саквояжик. Сравнялись. Женя посмотрела на «эгоистку», на седока – и вдруг вздрогнула, как если б увидела нечто невыносимо ужасное.

Она тут же и отвернулась, но Грач, разумеется, заметил этот нюанс:

– Что, знакомый?

Та покачала головой.

Грач прищурился, глядя вслед удалявшейся «эгоистке». Потом крикнул вознице, чтоб остановил, и, соскочив с откидной ступеньки, дунул в свисток.

Подбежал городовой.

– Видишь того ваньку? Номер два-два-семь?

– Так точно.

– Знаешь его?

– Как не знать! Дутлов. Он тут, на площади, завсегда стоит. Прикажете задержать?

– Не нужно. Скажешь ему, когда воротится, чтоб вечером в сыскную явился, в присутствие. Пусть спросит чиновника особых поручений Грача. Это, стало быть, я. Запомнил?

– Так точно! Номеру два-два-семь – в сыскную!

От хмурого здания на Корпусной улице Грач возвращался уже в одиночестве. Дежурный в управлении контрразведки, оформляя бумаги, едва смотрел. А слова говорил – будто рублем одаривал. Настроение от этого, и без того не блестящее, быстро пошло на убыль. Разве в «Муравей» заглянуть? Грач поразмыслил – и отказался от этой затеи. Впереди предстояло дело, причем такого характера, что предполагает известную подвижность. А после обеда, понятно, проявлять таковую будет весьма затруднительно.