Андрей Орлов - Харбинский экспресс-2. Интервенция

Дохтуров и Карвасаров скрылись за маленькой дверкой в задней стене кабинета. Когда она затворилась, ротмистр хмыкнул, повернулся на каблуках и с некоторым вызовом посмотрел на агентов, прибывших вместе с полковником. Те ответили ему взглядами тяжелыми и неприязненными.

Агранцев хмыкнул второй раз, уселся на диван возле окна, и казалось, утратил всякий интерес к происходящему.

Мадам Дорис поднялась из кресла и направилась к выходу. Один из агентов немедленно заступил ей дорогу:

– Извольте вернуться на место.

– Я арестована?

– Это господин полковник вам скажет. А пока вы с господином штаб-ротмистром здесь побудете, под нашим попечением.

– А мой управляющий? У него дела.

– Насчет него указаний не было, – ответил агент.

– Ну, в таком случае…

Мадам Дорис о чем-то пошепталась с управляющим. Агент, стоявший поближе, навострил уши. Но, как ни старался, слов не разобрал – за исключением всего двух, сказанных хозяйкой. Произнесла она что-то вроде: «Заодно порадуемся», – впрочем, произнесла тихо, так что нельзя было ручаться.

Иван Дормидонтович степенно поклонился, пригладил бороду и вышел из кабинета. Второй агент проводил его задумчивым взглядом.

Между тем в потайном кабинетике разговор шел нешуточный:

– Да вы что, сударь, в своем ли уме? – говорил полковник. – Хорошее лекарство, редкое – это одно. Восток есть Восток: тут всякое может быть. И разнообразнейших тайн просто не перечесть. Но панацея ваша – вовсе другое. Я ведь это воспринял так, вроде фигуры речи. Думаю: изобрел доктор редкое снадобье и назвал панацеей – в переносном, стало быть, смысле. А вы вон куда повернули! Это уж прямо как в сказке: побрызгали богатыря мертвой водой – и зажили на нем раны, побрызгали живой – и вовсе стал как огурчик.

– Да говорю вам, что так и есть!

– Да? Очень хорошо. Докажите.

– В том-то и дело, что не могу! – простонал Павел Романович. – Нет у меня с собой лауданума. Посудите сами – кто ж такое сокровище будет при себе-то держать?

– Резонно, – согласился полковник. – И где ж сей эликсир пребывает?

Дохтуров молчал.

– Темните, – заключил полковник. – Не хотите правды сказать. Или вовсе меня за нос водите. Но знайте: лучше вам тогда и на свет не родиться, право слово.

– Я могу взять лауданум обратно, только если вы меня отпустите, – угрюмо сказал Павел Романович. – А запрете в холодной – тогда, скорее всего, лишусь его навсегда.

– Мы привезем его сами. Скажите, где он? В чем заключено ваше средство? Бутылка, фляга, бочонок? Ну, что вы молчите?

Немыслимая, глупейшая ситуация.

Нужно ответить: «Лауданум содержится в жилах живого кота. Я отдал кота проститутке и отослал к пилоту Миллеру, потому что это был единственный человек, которому я доверял. Теперь Миллер мертв, проститутка исчезла, и я не имею ни малейшего представления, где она может быть».

Все это – сущая правда, но звучать будет – как горячечный бред. Кстати, окажись Павел Романович на месте полковника, то и сам бы пребывал нынче в большом затруднении. Неподготовленному человеку в такое трудно поверить, а разобраться – тем более.

– А может, – проговорил полковник, и в глазах его загорелись искры, – вы просто хотите продать свой эликсир подороже? Оттого и сошлись с Дарьей Ложкиной. У нее-то связи обширные, вполне может вас вывести на настоящего покупателя. Что, в яблочко?

– Если вы так говорите, значит, верите, что лауданум действительно существует, – хрипло сказал Павел Романович. – Тогда почему не поверить и остальному? Да, мадам Дорис должна свести меня с покупателем. Это правда. Но покупатель – Советы. Ясно? И платить они должны совсем не деньгами.

– А чем же?

Тут уж выхода не оставалось, и воленс-ноленс Павел Романович рассказал о своем проекте.

Когда он закончил, Карвасаров поглядел на него сочувственно:

– Одно из двух, – заключил полковник. – Вы либо сумасшедший, либо святой. Третьего не дано.

– Думайте, как хотите. Теперь вы знаете все. И решать теперь вам.

Дохтуров испытал вполне понятное, хотя и отчасти постыдное облегчение. Ответственность за проект, которую он так долго нес один, впервые перестала быть исключительно его делом.

– А что тут решать? – сказал полковник, вдребезги разбивая эти надежды. – Ничего на самом деле не изменилось. И вам по-прежнему самое место в тюрьме, под охраной. Сношения с комиссарами без вашего чертова средства все равно ничего не дадут. Ровным счетом. Так что посидите в кутузке, а мы тут пока поработаем. Найти эту вашу Софи́ труда особого не составит. Куда ей деваться?