Сергей Зверев - Первая пуля – моя

– Ты же знаешь, психи – моя слабость.

– Тогда пошли к шефу! – Петька быстро собрал со стола валявшиеся в беспорядке бумаги, сунул их в сейф, который тут же запер, и уверенным шагом двинулся к выходу.

Он несся по коридору так стремительно, что Олег едва поспевал за ним. Откуда у тщедушного Петьки взялось столько прыти, можно было только гадать. Возможно, его воодушевило то, что Олег Морозов будет работать вместе с ним? А может, за долгие годы, проведенные бок о бок со своими пациентами, Петька и сам стал психом? Лет восемь назад он был менее нервным и суетливым. Даже ходил чинно, как на параде. Вырабатывал солидный имидж. «Петька-профессор» – так называли его в медицинской академии. Он и вправду собирался сделать сногсшибательную карьеру, и сделал бы, если бы не семейные обстоятельства. Поговаривали, что его бывшая жена была еще той стервой и Петька вместо того, чтобы долгими зимними вечерами корпеть над диссертацией, был вынужден стирать пеленки, варить кашки, а ближе к полуночи – нестись сломя голову на вокзал разгружать вагоны. Денег все равно не хватало, и в конце концов его женушка, прихватив с собой пятилетнюю дочь, сбежала к «новому русскому».

«Странно, что после такого удара Петька окончательно не свихнулся, – подумал Олег. – Впрочем, трудности закаляют и побуждают к действию. Это я знаю из собственного опыта… Что ж, можно считать, что первый этап успешно преодолен – я вот-вот стану полноправным членом этого „сумасшедшего“ коллектива. Теперь самое главное – прийтись по душе „суровому мужику“ Владимиру Михайловичу…»

Петька наконец закончил свой бесконечный марафон по длинным коридорам, остановившись перед дверью, на которой висела табличка «Главврач В. М. Лычагин».

– Сейчас ты познакомишься с такой очаровательной девушкой! – шепотом предупредил он Олега. Распахнул дверь и ворвался в приемную, словно за спиной у него развевались крылья. – Аллочка, солнышко, привет! Как дела?

На Аллочку – белокурое создание невероятных размеров – их неожиданное появление не произвело никакого эффекта. С олимпийским спокойствием она продолжала жевать бутерброд с колбасой. Даже когда Петька чмокнул ее в зефирную щечку, Аллочка лишь повела пухлыми плечиками. Олега она не удостоила даже взглядом.

«Видимо, я не в ее вкусе», – вынужден был признать он, но ничуть не расстроился. Ему всегда нравились миниатюрные брюнетки, а Аллочка (то ли секретарша, то ли ассистентка Лычагина) была огромной, белой, мягкой и напоминала немецкую куклу-младенца из его детства. Лет двадцать пять назад такой куклой играла его двоюродная сестренка – надевала ей ползунки, усаживала за столик и кормила кашей, сделанной из мокрого песка. «Каша» размазывалась по резиновому кукольному личику, стекала на ползунки, а сестренка твердила, как заезженная пластинка: «Кушай, маленькая дрянь, кому сказала!» С тех пор Олег испытывал стойкое отвращение и к кашам, и к типу женщин, у которых были ямочки на щеках, белокурые кудряшки и пухлые наманикюренные пальчики.

А вот Петьке, похоже, толстушки нравились. Он обхаживал Аллочку, как истинный идальго – красиво и старомодно. Вначале сунул шоколадку, затем разрядился целой речью, главный смысл которой сводился к тому, что сегодня Аллочка как никогда хороша. Слушая эту белиберду, Олег грешным делом подумал, что Петька забыл, зачем они здесь. Как оказалось, нет. Когда Аллочка, отставив в сторону стакан с чаем, принялась снимать с шоколадки обертку, Петька наконец-то перешел к делу:

– Солнышко, познакомься. Это – Олег Морозов. Мой бывший однокурсник.

– Очень приятно, – равнодушно сказала Аллочка на удивление мелодичным голоском.

– Девяносто процентов из ста, что он будет работать у нас.

– Правда? – В глазах Аллочки появились искорки интереса. – А почему девяносто?

– Последнее слово за Владимиром Михайловичем. Кстати, он ждет нас.

Аллочка посмотрела на дверь, ведущую, по всей видимости, в кабинет главврача, и медленно кивнула:

– Он предупреждал… Заходите!

– Ты прелесть! – Пахомов послал ей воздушный поцелуй, затем метнулся к двери, открыл ее и громко спросил: – Можно, Владимир Михайлович?

– Прошу! – донеслось из глубины кабинета.

Владимир Михайлович Лычагин представлялся Олегу этаким грозным самодуром. Каково было его удивление, когда, переступив порог, он увидел худенького пожилого дядечку с копной седых волос, обрамлявших птичье лицо на манер львиной гривы. Крупный костистый нос отливал всеми оттенками цвета бордо, и это наталкивало на мысль, что главврач психиатрической клиники не равнодушен к крепким алкогольным напиткам.