Сергей Зверев - Первая пуля – моя

– Уверен.

– У тебя умная жена…

– Она занята только собой и своим бизнесом. – В голосе Димы зазвучала такая горечь, что Людмила невольно вздрогнула. – Мы давно стали чужими людьми. Она не вникает в мои проблемы, я стараюсь не вмешиваться в ее дела… Лет пять назад я, наверное, рассказал бы ей все. Но не сейчас. Нет, не сейчас…

«Вот гад! – Людмила почувствовала, что краснеет. – Это я занимаюсь только собой? Да сколько сил и нервов я потратила на твою предвыборную кампанию!»

– Послушай, Стас! – На этот раз Димин голос звучал еще более напряженно. – Так что ты решил с Иваном? Он – опасный человек. Если девчонка все ему рассказала…

– Автомобильная катастрофа. Как тебе такой вариант?

Тягостная пауза тянулась минуты две, затем Дима сказал:

– У него нет прав. Машину, кажется, жена водит… Но я не хочу, чтобы она пострадала. И так слишком много трупов.

– Да не нервничай ты так! – Большаков коротко рассмеялся. – Я же сказал: что-нибудь придумаем. Он, часом, не на игле?.. Жаль… В конце концов, можно организовать обычное самоубийство. У каждого человека, даже самого счастливого, найдется пара-другая причин, чтобы свести счеты с жизнью. Несчастная любовь, к примеру. Тем более что он – бывший алкоголик… Другое дело, что эта услуга будет платной.

– Сколько?

– Работы много: предсмертная записка, тщательная подготовка, плюс – человек со стороны.

– Сколько? – повторил Дима.

– Штук десять, не меньше. Ты же знаешь, у меня нет таких денег. Ты готов заплатить?

Чтобы не закричать, Людмила закрыла рот ладонью и привалилась к стенке. Перед глазами пронеслись разноцветные круги, коленки противно задрожали. Услышанное ее так потрясло, что ей показалось – сейчас она грохнется в обморок. Нет, она не была наивной девочкой и прекрасно знала, что многие проблемы «большого бизнеса» решаются именно таким жестоким способом. Но одно дело – о чем-то догадываться, а совсем другое – лично слышать, как твой муж делает заказ на убийство некоего журналиста…

Под ней скрипнул паркет, и она поняла, что больше стоять под дверью не имеет смысла. Сделав над собой некоторое усилие, Людмила вошла. Мужчины тут же повернулись к ней, и Большаков спросил:

– Ну, как?

– Нашла. – Она назвала номер, записанный в блокноте, и уточнила: – Я вам еще нужна? Если нет – пойду… Что-то голова разболелась.

– Может, вызвать доктора? – участливо предложил Дима.

– Не надо.

Людмила вышла из кухни, плотно прикрыла за собой дверь и со всех ног бросилась в комнату, которую Дима именовал рабочим кабинетом. Прилечь там было негде – разве что на кожаный диван, который своими причудливыми формами напоминал ей огромную жабу, решившую погреться на солнышке. Однако выбирать было не из чего – не идти же в спальню, в конце концов!

В кабинете царил полумрак – плотно закрытые жалюзи почти не пропускали света. Людмила достала мягкий плед, постелила его на диван, легла и закрыла глаза. Мысленно приказала себе расслабиться и ни о чем не думать. Обычно ей легко удавалось вызвать у себя состояние полного покоя. После получасового тренинга все, даже самые серьезные проблемы казались вполне разрешимыми, и она чувствовала себя совсем другим человеком – решительным и готовым к действию. Но на этот раз все вышло иначе: минут пятнадцать Людмила упорно повторяла про себя: «Я спокойна, я совершенно спокойна, ничего страшного не произошло…», но затем поймала себя на мысли, что повторяет это «заклинание» машинально, не вникая в значение слов.

«Зачем я пытаюсь себя обмануть? – подумала она и открыла глаза. – Я ведь сразу заподозрила, что Дима избавился от трупа не только потому, что испугался скандала. А все эти разговоры о рейтинге, о папарацци, о Юмашеве – полная чушь. Эти разговоры были для меня. На самом деле Анечка знала о Диме что-то такое, чего не должна была знать. Возможно, даже шантажировала его этим… И теперь, когда она умерла, Дима испугался, что это „что-то“ выплывет наружу. Иначе зачем ему „заказывать“ какого-то журналиста только из-за того, что тот ухаживал за нашей домработницей?..»

Вывод напрашивался сам собой: к Анечкиной смерти Дима имеет самое непосредственное отношение.

«Скорее всего он не собирался ее убивать… Все произошло случайно: на него нахлынул приступ отчаяния, и он не смог совладать с ним. Когда же пришел в себя и понял, что натворил, растерялся. На языке юристов это называется: „убийство в состо-янии аффекта“… – Людмила тяжело вздохнула. – Но, черт побери, это не может служить оправданием! У меня самой куча врагов и завистников, и все они, слава богу, живы и здоровы…»