Сергей Зверев - Тени в раю

При этом надо было не забывать, что правоохранители запросто могли вместо прокурора запустить в камеру слезоточивый газ или вообще открыть шквальный огонь сквозь смотровое окошко.

Прозвучавший над самым ухом голос заставил меня вздрогнуть.

Оказалось, что это шипит Василий.

– Отпусти горло… пожалуйста, – проблеял он, – у меня за поясом есть наручники…

– Доставай! – властно приказал я.

Когда стальные браслеты защелкнулись на волосатых запястьях, я сообразил обыскать и второго. Оказалось, что и с ним можно проделать то же самое. Кроме всего прочего, я обнаружил в кармане угрюмого перочинный нож, который не был столь же страшным оружием, как мои руки, но мог произвести больший эффект на столь пессимистически настроенных вертухаев.

Как я ни старался, но побороть усталость не удавалось – веки слипались, а раскалывающаяся голова тяжелела, рискуя в любую минуту свалиться на тяжело вздымающуюся грудь.

Томительные секунды сливались в долгие минуты, а те в свою очередь образовывали бесконечные часы.

Пришедшие в себя монстры зловеще поблескивали глазками, пытаясь улучить момент, чтобы впиться острыми зубами в мою невинную шею. Пришлось принять радикальные меры – сидящего на цепи бугая я сильно пнул под дых носком ботинка, а потом добавил увесистого тумака по плоскому темени плотно сжатым кулаком.

Ко второму пришлось обратиться более учтиво:

– Милый Вася, – полюбовно начал я, – если ты хочешь сохранить здоровье, то попытайся не делать резких движений. В противном случае дядя очень рассердится и отшлепает тебя по… нет, не по попке, а по почечкам, причем не тоненьким ремешочком, а вот этим каблучком. – Кожаная подошва замерла перед его бульбастым носом, демонстрируя остроту и прочность вышеупомянутого каблука.

Улыбчивый, ставший к тому времени не менее мрачным, чем его горемычный товарищ, лишь злобно скрипнул зубами и медленно отвел зачарованный взор.

В относительном покое мы провели несколько часов. Утро на улице, день ли, а может, темная ночь? – я не знал, потому что вместо привычных стекол под решеткой был вставлен кусок фанеры.

Пока я так размышлял, скрипнули металлические засовы, и на пороге камеры возникла фигура очень представительного мужчины лет пятидесяти в форме работника прокуратуры.

Робко войдя в угрюмый каземат, посетитель представился:

– Фролов, помощник городского прокурора. Говорят, что вы хотели меня видеть?

Признаться по правде, я не хотел видеть никого в данный момент, кроме Ремизова, но пришлось довольствоваться тем малым, которое предлагала мне пенитенциарная система.

Не покидая темного угла камеры, я заговорил:

– Вообще-то мне обещали прокурора Крыма, но раз вы пришли, то я согласен с вами побеседовать. Во-первых, я хочу, чтобы на капитана уголовного розыска Прелясковского было заведено уголовное дело по обвинению в вымогательстве, злоупотреблении служебным положением, организации похищения гражданки Кораблевой Инны Анатольевны и совершении преднамеренного убийства…

Фролов многозначительно вскинул брови и спросил несколько недоверчивым тоном:

– Вы можете доказать ваши обвинения?

Мне пришлось серьезно задуматься на несколько секунд – ведь я действительно не мог ничего доказать. Вслух же я произнес:

– Мне остается только свидетельствовать, а доказательства – это уже по части следствия.

– Я вижу, что вы ориентируетесь в законах, – проговорил собеседник, – что, приходилось отбывать наказания?

– Настолько хорошо ориентируюсь, что даже понимаю всю незаконность действий следователя Рогожина, который отказал мне в адвокате, аргументировав это тем, что моя вина будет доказана полностью, а правозащитник – всего лишь ненужная формальность, которая сэкономит мне нервы, время и деньги.

Прокурорский чин не знал, что мне сказать, поэтому задумчиво почесал плешивый затылок, состроив при этом гримасу древнегреческого философа.

Я же продолжил:

– Между прочим, в багажнике кораблевской «Тойоты» находится труп бывшего телохранителя бизнесмена. Убил его не кто иной, как Прелясковский, заметая следы своей преступной деятельности.

– Хорошо, – наконец нашелся работник прокуратуры, – в этом мы как-нибудь сами разберемся, но вы должны отпустить заложников и добровольно отправиться в камеру. В противном случае я ничего не смогу для вас сделать.

Убаюканный мерным, таким убедительным говорком Фролова, я едва не поплатился за это жизнью. В маленьком окошке мелькнул вороненый ствол пистолета Макарова. Грянул оглушительный выстрел. Но в последний момент мне удалось отскочить в сторону, прикрывшись телом обезумевшего помощника прокурора, – мои пальцы прижимали к его горлу лезвие перочинного ножа.