Андрей Воронин - Марафон со смертью

Самойленко, сидевший на переднем сиденье, не ответил, в ярости отвернувшись к окну.

— Ребята, меня вынудили… — она попыталась все же оправдаться, чего бы ей это ни стоило.

— Как и когда? — строго переспросил Банда — он понимал, что Ларисе надо дать сейчас время для оправданий, надо дать ей почувствовать, что она нужна им и что они, несмотря ни на что, ей еще доверяют. В таком случае можно было бы рассчитывать на ее помощь.

— Тогда, тем мартовским вечером… Помнишь, Андрей, я рассказывала, как меня изнасиловали?

— Ну…

— Вот тогда все и случилось… Поймите меня правильно, я не героиня-одиночка. Когда я оказалась один на один с этими подонками, я просто испугалась.

— Пожалуйста, расскажите подробнее, Лариса, как все произошло? — попросил ее Банда. — Ваша информация, притом любая, относительно этого Юного может оказаться для нас очень важной и нужной.

— Хорошо, сейчас расскажу… Я шла вечером по проспекту Машерова, возвращалась домой с работы, когда рядом вдруг остановилась машина.

— Какой марки была машина, она не помнит, — прокомментировал Дубов, вспомнив путаные объяснения девушки на следующее после этого происшествия утро.

— Я не «не помню», я просто не знаю этих самых марок! Ну, не знаю я машин, кроме наших «жигулей» да «мерседесов»! — чуть не сорвалась на крик девушка, и Банда вмешался, успокаивающе подняв руку:

— Я вполне вам верю. Что было дальше?

— Они…

— Кто «они»?

— Их было трое. Один за рулем, он даже не показывался, и еще двое. Они как раз и вышли из машины, о чем-то меня спросили, а затем затолкали на заднее сиденье.

— Как они выглядели?

— Один — более молодой. Симпатичный такой на первый взгляд, обходительный. Это у него кличка Юный, может, как раз из-за его внешности. Именно он заправляет в той банде, и его все слушаются, я потом в этом убедилась… Второй был постарше — крепкого телосложения, короткостриженный, руки в наколках, как у уголовника. У него то ли имя, то ли кличка — Арнольд.

— Что было дальше?

— Они завязали мне глаза и связали руки, а когда развязали — мы были уже на даче. Юный говорил со мной вежливо, а Арнольд все время угрожал и даже несколько раз ударил. Наверное, они специально так себя вели — чтобы на контрасте я решила довериться Юному.

— А что он хотел от вас?

— Хотел в подробностях знать, чем занимается Николай. Его интересовало все — что именно он знает, откуда знает, какие у него есть документы — словом, все-все.

— А почему выбор их пал именно на вас?

— В то время Николай лежал в больнице после аварии, а мне именно тогда поручили проверить все данные из Таможенного комитета и налоговой службы по поводу дел фирмы «Технология и инжениринг»….

— Я дал задание, — снова пояснил Дубов. — Откуда я мог знать, что дело так обернется? Она всегда была нашим лучшим работником — исполнительная, аккуратная. Даже Коля не имел от нее секретов, посвящал ее в свои дела. Вот я и решил, что ей можно…

— Юный очень хотел знать имя того человека, который натравил Самойленко на его фирму.

— Значит, это его фирма? — уточнил Банда.

— Может, и не его, но он, по крайней мере, очень заинтересован во всем, что касается ее дед. Возможно, конечно, что его наняли.

— Хорошо. Что было дальше?

— Дальше?.. — Лариса некоторое время молчала.

Чувствовалось, что говорить ей об этом трудно — воспоминания, наверное, жгли душу.

Но, собравшись с силами, она все же продолжила свой рассказ:

— Я отказывалась с ними разговаривать на эти темы. Юный меня все время уговаривал, даже угощал каким-то фирменным шампанским, а Арнольд, наоборот, все время орал, что… вывернет мне матку.

Эти слова, произнесенные молодой женщиной, произвели на ребят тяжелое впечатление. Они молча переглянулись, продолжая слушать ее рассказ.

— Короче, вскоре им это надоело. Юный спокойно отошел к камину, а на меня набросился Арнольд. В считанные секунды я оказалась… без ничего…

— То есть? — жестко переспросил Банда. Он придерживался железного правила проведения допросов — все должно быть предельно ясно и конкретно, без намеков и недоговоренностей. Только тогда можно сделать вывод о том, все ли выложил допрашиваемый или что-то скрыл, недоговорил.

— Он сорвал с меня блузку, бюстгальтер, юбку, разорвал колготки… Я лежала на диване совсем голая, на мне оставались только трусики. Арнольд вытащил из-за пояса наручники, заломил мне руки и сковал их за спиной. Теперь я была практически беспомощной — со мной можно было делать все, что хочешь.