Сергей Зверев: Пепел врага

– Тут вот какая бодяга, Верещагин. Надо колонну сопроводить.

– Куда? – сев с противоположной стороны стола, спросил десантник.

– На базу наших соседей, – расстилая перед собой карту, ответил комендант.

Посмотрев, куда указывает палец полковника, Верещагин присвистнул:

– Чего это они окружными путями катаются? Здесь ведь не Садовое кольцо. Здесь бандос на бандосе и горы кругом. И потом, если груз соседям предназначается, то почему же они его не встречают?

Возмущение десантника было оправданно. Колонна действительно шла каким-то странным маршрутом. Вместо того чтобы прибыть прямиком на базу мотострелкового полка, квартировавшегося в соседнем равнинном районе, колонна делала крюк, словно стремясь на экскурсию по самым опасным местам.

Комендант почесал седую голову:

– Да, бардака у нас много. Я иногда сам не понимаю. Там, наверху, они головой или жопой думают. Или им карты Лермонтов рисовал.

Верещагин уважал коменданта. Старый служака тянул военную лямку честно. Но новая должность полковнику была не по нутру. Он привык командовать, командовать солдатами, а не пастухами, торговцами и земледельцами. Но это было еще полбеды. По ночам эти пастухи и земледельцы доставали из схронов оружие и долбили по блокпостам и казармам. Жизнь среди оборотней может испортить самый закаленный характер. Такое случилось и с комендантом. Он стал чаще, чем надо, прикладываться к стакану, а его юмор становился все более загадочным.

Недоуменно пожав плечами, Верещагин спросил:

– При чем здесь Лермонтов?

– Служил он на Кавказе. Тут нашего великого поэта и завалили, – с непонятным ожесточением в голосе ответил комендант.

Достав из накладного кармана куртки изрядно помятую пачку сигарет, Верещагин достал одну, закурил и, со смаком затянувшись, выпустил клуб дыма, пряча в сизом облаке улыбку:

– Так ведь свои же убили. Михаил Юрьевич на дуэли погиб. И карты он отродясь не рисовал. Все больше поэмы пописывал. Да и потом, убили его в Пятигорске, далече от этих мест. А сюда во времена Михаила Юрьевича русские носа не показывали. Тут имам Шамиль правил.

Короткая лекция по истории и русской литературе подействовала на коменданта не самым лучшим образом. Он скривился, словно от приступа язвенной болезни, замахал руками, пытаясь разогнать табачный дым, и вдобавок опрокинул стакан с недопитым чаем. Стакан хрястнулся о пол, но не разбился. Он лишь прокатился к двери, оставляя за собой бурый след выливающейся жидкости, похожей на разбавленную соляркой кровь.

Навалившись грудью на стол, полковник прохрипел:

– Какая на хрен разница, где и кто грохнул поэта. Вот ты, Верещагин, умный, образованный, а не понимаешь, что есть места на земле, где люди всегда убивали друг друга. Может, Бог на такие места наложил проклятие, а может, тут атмосфера такая. Не знаю… Но как сто пятьдесят лет назад здесь гарцевал Шамиль, так все и осталось по-прежнему. Как резали людей, точно баранов, так и режут. Разве что тогда в Петербурге чечены гостиницами не владели и рынки не контролировали. А во дворцах и министерствах взятки от чеченов не брали. Да и казачий разъезд за мзду хрен бы повозку с порохом для теракта пропустил бы. Попробуй какой чеченец предложи… Через миг башка на казачьей пике торчала бы. А сейчас гаишники и менты самосвалы с гексогеном пропускают. – Комендант ожесточенно сплюнул себе под ноги.

Выпустив пар, полковник быстро успокоился. Он не любил попусту сотрясать воздух. Смахнув со стола остатки разлитого чая, комендант взглянул на развернутую карту. Никакой необходимости в этом не было. Район и прилегающие к нему окрестности комендант знал хорошо. Но он словно старался увидеть на бумажной простыне что-то невидимое, что-то такое, о чем позабыли топографы. Молчание затянулось.

Верещагин прикурил от уже обжигавшего пальцы окурка вторую сигарету и посмотрел в окно. Из него открывался вид на глухой двор, обнесенный бетонным забором, за которым располагался первый периметр обороны с укрепленными огневыми точками, дозорными вышками и тому подобными строениями, обеспечивающими безопасность для представителей федеральной власти. Впрочем, безопасность эта была призрачной. Эта самая безопасность вместе со стенами комендатуры и прилегающих к ней построек могла взлететь в любой момент на воздух вместе с машиной, начиненной пластидом, за рулем которой сидел бы приготовившийся к встрече с Аллахом шахид.

Взяв слегка фамильярный тон, капитан обратился к коменданту: