Михаил Нестеров - Тень летучей мыши

Из другого пакета Кознов извлек десяток миниатюрных двухтактных детонаторов. А если быть до конца точным, детонаторы были трехактными. Первый цикл заключался в том, чтобы привести это взрывное устройство, которое своим взрывом вызовет детонацию основного заряда, в рабочее положение. И это была самая простая задача. Кознов вынул из шариковой авторучки стержень и проделал им отверстие в шарике, потом вставил в него детонатор, диаметр которого составлял всего три миллиметра; это не считая головки, которую сам Кознов называл заводной по той причине, что сам детонатор внешне походил на заводной механизм ручных часов.

«Никогда не откладывай на завтра то, что можно седлать сегодня». Он последовал этому совету, чтобы закончить начатую работу еще до полуночи.

Он нажал на головку наконечником шариковой ручки и резко отпустил. Силы пружинки хватило как раз для того, чтобы поставить накалывающую иглу капсюля из безопасного в нейтральное положение. Теперь, когда Кознов аккуратно скрыл отверстие под тонким слоем замазки, было достаточно уронить эту миниатюрную гранату, чтобы поставить ее на боевой взвод. Следующий толчок и вызывал детонацию основного заряда.

Изготовив десять гранат, Кознов освободил магазин-трубку лука от пейнтбольных шариков, заменив их боевыми зарядами. Перенес лук на кресло, прислонив его к спинке. Затем передумал. Лук не мог сам собой упасть на пол, что означало бы постановку на боевой взвод хотя бы одной гранаты. Тогда при выстреле ствол лука разорвало бы у него в руках. Он четко разграничил два процесса: сам выстрел означал посыл гранаты к цели с одновременной постановкой ее на боевой взвод; воспламенение запала и взрыв гранаты происходил мгновенно при ударе гранаты о препятствие. Детонатор срабатывал независимо от того, каким местом граната ударилась. И в том и другом случае усилие срабатывания требовалось незначительное.

Он вынул из тайника автомат. Отрегулировав длину ремня, перекинул его через плечо и скрыл под курткой. Два запасных магазина уместились во внутренних карманах. Оставив включенным ночник, он вышел из комнаты.

Кознов действовал уверенно, изучив распорядок дня в клубе, или режим работы, что было правильнее. Здесь редко кто засиживался допоздна. Обычно в начале первого ночи все, включая и гостей, негласно принимавших распорядок, спали. Отдых здесь был активный, под стать тяжелой работе, и по-настоящему отдохнуть можно было ночью. Непривыкшие к такому распорядку буквально отрубались, и добудиться утром их было тяжело.

Под покровом ночи Кознов пробрался до самой границы с имением Ячевских. Сейчас он напоминал диверсанта из далеких 60-х годов. Впереди рубеж, охраняемый пограничниками, он думает о тех простых вещах, которые зачастую приходят в голову перед необходимостью следовать намеченным планам, когда чувство ответственности не перевешивает все остальные. Кем бы он ни был, кем бы его ни считали другие, но он выполнял свою работу. В конце концов, он зарабатывал на жизнь, и в этом плане не отличался от сотен миллионов других людей.

Завтра чета Ячевских будет принимать гостей... Кознов вздохнул с улыбкой – коротко, как будто грустно усмехнулся.

Он нашел и мысленно отметил все уязвимые места в охране этого ключевого объекта как подступа к главному, о чем служба безопасности не подозревала. Кознов словно взглянул на эту проблему свежим, незамыленным взглядом.

Он нашел отличное место для схрона. Спрятав в углублении оружие, он замаскировал его сверху ветками, припорошил снегом. Посмотрев на часы и отметив время, взял обратное направление.

Еще до того, как его официально признали умершим, он нередко просыпался с одной и той же мыслью: называл себя по имени и фамилии. И никогда – по отчеству. Он не мог объяснить этого. Наверное, он похоронил ту часть себя, которую смог. Отчество забыть было легко по той причине, что его редко называли по имени-отчеству. Третья часть его полного имени как будто отмерла, отвалилась сухой веткой. Если он и жалел об этом, то чуть-чуть и только изредка, во времена внезапных и коротких, как икота, приступов меланхолии. Он научился гасить их, как если бы действительно подавлял икоту, набирая воздух и задерживая дыхание. И вот вчера он снова проснулся с той чуточку тоскливой мыслью, которая не давала о себе знать много лет, и реально ощутил поступь сумасшествия: «Кознов. Я Валерий Кознов». И лишь тряхнув головой и прогоняя остатки сна, с облегчением вздохнул. Даже нашлось место для шутки: «Конечно, я не Валериан Куйбышев».