Александр Бушков - Возвращение пираньи

— Ну, и что дальше? — спросил Мазур чуть растерянно, держа гоп-компанию под пистолетом.

Ольга прошла под надстройку, выволокла целую охапку карабинов и помповушек. Перенюхала все дула, удовлетворенно кивнула. Выстрелила вверх из четырех, сноровисто работая затворами, выбросила стреляные гильзы — все это у нее получалось удивительно быстро и ловко. Сравнила с теми, что лежали у нее в кармане, продемонстрировала парочку Мазуру:

— Видишь?

— Что тут непонятного… — проворчал он. — Вот эта парочка — из одного ствола, и эта… Дальше можно не проверять, и так ясно…

Усатый, старательно сцепив на затылке руки, что-то громко забурчал, с каждой новой фразой повышая голос.

— Клиент малость оклемался, — прокомментировал Кацуба. — Начал вспоминать о гарантированных конституцией демократических свободах — адвокатах, ордерах на арест, уликах… Стволы эти он на берегу нашел, плыл себе, а они кучей лежали…

Ольга заговорила — чеканя слова, с легкой брезгливостью, усатый сразу притих, обмяк.

— Ага, — шептал Кацуба. — Уверяет, что наш индейский следопыт прекрасно запомнил следы тех, кто жег селеньице, сейчас мы его позовем, и он вмиг опознает подошвы… На пушку берет девочка, но, похоже, угодила в точку, вон как поникли… Так, теперь он говорит, что в конце-то концов белые люди всегда смогут договориться, не стоит так сердиться из-за каких-то барбарос, которые и не люди вовсе, опять про адвоката затянул…

Не похоже было, чтобы Ольга раздумывала. Она крикнула что-то, перегнувшись через борт, — и на катер перебрался Бокаси, с ходу уставившийся на пленных так, что они сбились потеснее.

Ольга заговорила — с расстановкой, почти весело, Бокаси вдруг осклабился, взял «гаранд» на изготовку.

— Ничего себе дела… — шепнул Кацуба. — Она им дает выбор — будет считать до двадцати, и только потом наш Чингачгук откроет пальбу. Кто успеет доплыть до того берега и смыться в чащу — пусть считает, что ему повезло.

Мазур дернулся, хотел схватить ее за рукав, что-то сказать — и остался на месте. Вспомнил покойника, бледные края жуткой раны. Подумал, что в селении, конечно же, были женщины и дети. Были .

И остался стоять, сжав зубы. Жалость и слабые проблески гуманизма куда-то моментально улетучились. В душе остался мерзкий осадок, но препятствовать, вмешиваться, что-то доказывать он попросту не мог. Может и открутиться усатый — адвокаты, связи, денежки, казуистика судебного процесса… Да и нет у них ни времени, ни возможностей, ни желания волочь эту банду вкупе с орудиями преступления до ближайшего полицейского участка, который располагается где-то в паре сотен километров…

— Уно! — звонко крикнула Ольга, подняв указательный палец.

Череда шумных всплесков — это негодяи, опережая друг друга, прямо-таки посыпались за борт, отчаянно загребая, вспенивая воду, кинулись к противоположному берегу. Бокаси стоял, как статуя, скосив глаза на Ольгу.

— Фуэго!

Ствол «гаранда» описал короткую дугу. Сухо застучали выстрелы, карабин работал размеренно, как швейная машинка. Над медленной коричневатой водой не плеснуло ни одного фонтанчика — все до одной пули попадали в цель, головы и плечи поочередно исчезали под водой. Крики, вопли, хриплый рев…

Мазур стоял, уткнувшись взглядом в кривую сосну на том берегу. Понемногу стихли крики, прекратились всплески, стукнул последний выстрел, и наступила тишина.

Ольга отошла, уронив руки, остановилась у борта. Почувствовав тычок локтем под бок, Мазур подошел к ней, обнял и прижал спиной к себе.

— Доведись все переиграть, я бы то же самое сделала, — сказала она тихо. — Закон — отличная вещь, только он частенько опаздывает или дает сбой…

Страшненькой эта философия выглядела бы лишь в глазах мирного обывателя, который не умел снимать часовых без единого звука и в жизни не нажимал на спуск, когда ствол направлен на противника. Мазур не собирался ни морализировать, ни лезть со своим уставом в чужой монастырь — он эту шалую девчонку попросту любил. И обязан был помнить, что они в двух шагах от цели — а у всякой операции, как известно, есть конец …

То, что он боялся облечь в четкие формулировки, наполняло душу опустошающим холодом.

Ольга пошевелилась, высвободилась:

— Нужно убираться. — Подошла к борту, внимательно прислушалась.

Ни плеска. Вряд ли кто-то сохранил самообладание настолько, чтобы задержать дыхание, проплыть подальше под водой и спастись.

Кацуба, сваливавший в кучу трофейное оружие, продекламировал: