— Увы… — сказал Мазур, легонько ее отстраняя. — Идея прекрасная, но есть еще и суровая действительность… Только что пришло снаряжение, и мы едем в пакгауз. Возни будет до вечера, а то и до поздней ночи — этот болван скверно говорит по-английски, но главное я уловил: они там что-то напутали, то ли разбили один ящик, то ли с документами вышла какая-то бюрократическая путаница. В общем, нас любезно предупредили, что это надолго.
— Может, мне с вами поехать?
— А зачем? — пожал он плечами насколько мог беззаботнее. — Михаил по-испански говорит отлично, тебе ж будет скучно торчать там несколько часов.
— Пожалуй…
— Вот видишь. Ты поосторожнее здесь, конкуренты не дремлют, сама убедилась…
— Ну, с этим все в порядке, — заверила Ольга. — Ты не забыл, что сегодня вечером всех нас приглашали на ужин к сеньору бригадному комиссару? Вы уезжаете бороться с бюрократией, придется мне одной отдуваться.
— Что-то он на тебя поглядывал совсем не полицейским взором…
— Мой кабальеро, я же не виновата, что на меня так многие поглядывают, а иные морские офицеры еще и развивают наступление, не ограничившись взглядами… Что ты такой хмурый? Уж не ревнуешь ли часом? Как интересно… Меня ревнует мой бравый любовник, и к кому? К старому полицейскому хрычу… Ай-яй…
Ей было весело, она откровенно развлекалась. Мазур, изо всех сил стараясь изобразить на лице бледное подобие такой же беззаботности, поцеловал ее в щеку, провел кончиками пальцев по тонкой ткани распахнувшегося халатика. Ольга вдруг отстранилась, заглянула в глаза:
— Да что с тобой такое? Ты меня погладил, как… как робот. Случилось что-нибудь?
— С чего бы вдруг? — сказал он спокойно. — Просто после всех сегодняшних передряг нервы подрасшатались. Устал…
— Бедный, а тебе еще с бюрократами разбираться… — Ольга вновь прильнула, кажется, успокоившись. — Ладно, ничего тут не поделаешь, вы, мужчины, сами выбираете для себя игрушки… За мою нравственность можешь не беспокоиться — комиссар человек из общества, а я не вертихвостка. Но, ты уж прости, кокетничать я с ним буду отчаянно, на пределе допустимых светских приличий. Вдруг да удастся что-нибудь выведать о результатах первых допросов, их же, лейтенанта и твоего гринго, не могли не взять в оборот… — Она с наигранной грустью потупилась: — Как-никак, милый, я теперь — нечто вроде промышленного шпиона благодаря дону Себастьяно и его поручению. Карахо, хорошенькая миссия, а?
— Сама напросилась, — проворчал Мазур. — Кто тебя заставлял делать карьеру в министерстве, бизнесвумен?
— Милый, если бы я осталась бездельницей, стандартной светской бабочкой, всю жизнь перепархивающей с приема на прием и с курорта на курорт, мы бы никогда не встретились, verdad? [30] Не так ли? ( исп. )
— Асе ее, квиридас сеньорита [31] Ломаный испанский, примерно: «Тык точно, дарагие сеньорита!»
, — сказал Мазур, в последнее время делавший некоторые успехи в здешней мове.
— Куерида , глупыш… И — асиес . Давай поцелую на прощанье…
Глава четвертая
Дьябладас — танец чертей
Даже будь у него вдоволь времени, не стал бы всерьез и сколько-нибудь долго ломать голову над потаенным смыслом нового задания — ему приходилось выполнять в сто раз более запутанные, диковинные, на первый взгляд немыслимо идиотские поручения. Раз приказали, значит, кто-то знает потаенный смысл в точности. А во многом знании, как давно подмечено, — многие печали…
Впрочем, времени все равно не было — как не было ничего человеческого. Он вновь перестал быть человеком, превратился в расчетно-наводящую приставку к своему снаряжению.
Опустил ночной бинокль — насмотрелся достаточно. Длинный двухэтажный дом с примыкающими службами, в точности как на примитивном наброске дона Херонимо. Голову можно прозакладывать, то ли архитектор был американцем-южанином, то ли заказчик — стойким американофилом. Особняк ничуть не походил на местные старинные здания — скорее уж крайне смахивал на резиденцию богатенького плантатора, обитавшего во времена детства Авраама Линкольна где-то южнее линии Мейзон-Диксон [32] В США — воображаемая граница между Севером и Югом.
. Классический портик с колоннадой, веранда, широкое крыльцо… вот только высокая башенка, придававшая особняку асимметрию, портила картину. Быть может, ее пристроили позже.
Вокруг — густейшая живая изгородь, те самые пустившие корни и проросшие колья, какие Мазур во множестве видел здесь. Зато ворота — самые настоящие, чугунные затейливые решетки на высоких каменных столбах.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу