— Ещё один жмурик, — констатировал он. — Только не в мешке.
— Это пацаны Катка, — прошептал зек, который подполз к самому краю ямы. — Их здесь должно быть четырнадцать душ.
С появлением новых мертвецов работа у Андрея застопорилась. Он едва шевелил лопатой, борясь с подступавшей к горлу тошнотой. Во время службы на Кавказе он не раз видел мёртвых и считал, что привык к их виду. Но этот труп, обезображенный долгим пребыванием в земле, вызвал в нём непреодолимое отвращение. Подобные, если не худшие, ощущения испытывал и Роман, копавший рядом.
Заметив их состояние, Савик послал им на замену «докторов», и работа кое-как сдвинулась.
Лёва с Жорой выкопали всего мертвеца и подтащили его ближе к свече. Гнутый бросил им старые матерчатые рукавицы, оказавшиеся в подвале, Лёва надел их, взял труп за голый череп и выволок из ямы. Романа опять стошнило. Он отошёл к стене и уселся, уткнувшись в неё лбом.
— Слюнтяйская крыса, — прошипел Савик. — Давайте, убирайте отсюда жмурика, чего застряли! — Это уже относилось к «докторам».
Хлопенков не спускал с мёртвеца глаз.
— Это Совок, — прошептал он. — Славка Совков… Я парился с ним на зоне… Он был хороший пацан, особенно когда был трезвый…
Ему вдруг вспомнились заснеженный лес, слепящее синее небо и этот Совков, рослый двадцатидвухлетний парень, сидящий на стволе только что срубленной сосны. От костра тянет дымом, где-то лают сторожевые собаки, а они с Совком, в лагерных телогрейках и ушанках, сидят, покуривают и толкуют о том, чем займутся, когда выйдут на волю. Совок мечтал бомбануть богатую квартиру, на вырученные бабки приодеться и завести себе грудастую тёлку. Лицо у парня круглое, нездорового землистого цвета, с впалыми щеками. Они освободились почти одновременно и обосновались в подмосковной Электростали, где и влились в банду Катка.
Из земли показались ещё три трупа. На них сохранились волосы и одежда.
Зек жадно вглядывался в почерневшие лица. Вот этот, в красной майке, — Киря, лучший стрелок в группировке. Без участия Кири не обходилось ни одной разборки с применением оружия. Маленький, сухопарый, похожий на хорька, Киря стрелял в людей с удовольствием, часто в одного человека всаживал по нескольку пуль и не удирал сразу с места убийства, а ещё какое-то время смотрел на убитого. Убивать стало его потребностью, как наркотик. В последнее время он стрелял так, чтобы первой пулей только смертельно ранить жертву. Прежде чем добить её окончательно, он, как заворожённый, следил за её мучениями. Кирю в банде недолюбливали, зато Каток считал его своей правой рукой. Впрочем, это не помешало главарю расправиться с ним, как и с остальными.
А вот этот, здоровенный, с грудью как бочка, — Качан. Хлопенков был с ним дружен. Качан два раза спас ему жизнь — сначала на зоне, когда Хлопа пытался пришить один отморозок, а потом во время налёта на обменный пункт, выбив автомат из рук охранника. Одно только в нём не нравилось Хлопу: Качан любил пить в одиночестве. Забивался в угол и вливал в себя стакан за стаканом почти без закуски.
Следующим из ямы выволокли Буратино. Длинный и нескладный, он был принят в банду одним из последних. Буратино снимал проституток почти каждый вечер. Не мог спокойно пройти мимо них. Хлопенков с ним мало общался и недолюбливал за необузданную пьяную свирепость.
Из земли показался череп с оскаленными зубами. Хлопу не надо было видеть остального тела, чтобы узнать молчуна Лома. Этот Лом большую часть своих денег высылал в Пермь жене. Среди братков ходили слухи, что она ему вовсю изменяет, и Хлопенков ему от души сочувствовал. У них с Ломом была одна и та же проблема. И тот и другой страстно любили бабу, которая не испытывала к ним ответного чувства.
Труп старого наркомана Димыча был весь скрюченный, с нелепо заломленной рукой. В свои тридцать пять седоволосый Димыч казался стариком. Он был спец по взлому замков и в банде его уважали. Даже Каток не орал на него, когда напивался.
Сам же Каток пил часто, особенно в последнее время, но в тот вечер был совершенно трезв. Братки съехались к нему в уединённый дом в лесу, где он снимал комнаты, и, пользуясь отсутствием хозяйки, устроили попойку. Пахан угощал братву можжевеловым самогоном. Такого никто раньше не пил. На вкус он казался немного горьковатым, но в голову ударял хорошо и братки были довольны. Только в Хлопа можжевеловка не полезла. Его затошнило после первых же глотков, он начал рыгать и икать, и потом почти не пил, только делал вид, что пьёт.
Читать дальше