Сергей Зверев - Подводный патруль

Все доказательства правомерности притязаний России на эти территории, если мы таковые, конечно, найдем, будут представлены в различные международные комитеты, в том числе и юридические. Так что ни о какой секретности, как вы понимаете, речь здесь не идет. Это полная чушь. – Академик в очередной раз торопливо глянул на часы. – А теперь, товарищи, прошу меня извинить, но я вынужден вас покинуть. – Владимир Феоктистович галантно поклонился, таким образом поблагодарив команду «Академика Королева» за содержательный разговор. – На мне гирями висят еще несколько неотложных дел. – Ученый снова коротко поклонился и торопливо покинул приспособленное под лекционный зал помещение.

Относительно секретности Владимир Феоктис– тович немного слукавил перед членами экипажа. За свою долгую жизнь академик Коноваленко многое повидал. Большой наукой и Севером Владимир Феоктистович начал заниматься почти одновременно. Кабинетным ученым он никогда не был. За плечами опытного полярного геофизика была не одна зимовка. Море Лаптевых, Карское и Баренцево моря он знал как свои пять пальцев и смог бы не хуже заправского лоцмана провести любое судно между хребтами, банками и котловинами с их коварными течениями и многочисленными полями льда. А уж по Земле Франца-Иосифа мог бы пройти даже с закрытыми глазами. Так что провести Владимира Феоктистовича на мякине было очень и очень сложно.

В разговоре с моряками «Академика Королева» Коноваленко не лгал: никаких специальных инструкций и секретных распоряжений он не получал. Но не мог оставить без внимания некоторые мелочи, которые академик при всем своем желании не мог ничем объяснить.

Почему, например, верхняя часть их батискафа, на котором планировалось спуститься к хребту Ломоносова, выкрашена не в красный цвет, как это обычно бывает, а в темно-синий? Ведь случись, не дай бог, какая-нибудь авария, красный батискаф отыскать на поверхности моря или на небольшой глубине куда проще, чем окрашенный под цвет моря.

Поди разгляди с самолета предмет, который по цвету ничем не отличается от фона. Значит, кто-то это так и задумывал. Но зачем?

Непонятно было, зачем и по чьему указанию в экипаж из трех человек, которому предстояло опуститься на дно Северного Ледовитого океана, была включена женщина-врач? Ясное дело, он, академик Коноваленко, ученый-геофизик и руководитель экспедиции. Никаких возражений не могла вызывать и кандидатура Жоры Портнова, которого Владимир Феоктистович лично не знал, но слышал от коллег, что он хороший специалист-подводник. А кто такая эта Людмила Брониславовна Плужникова? Это имя ему ровно ни о чем не говорило.

Получалось, что за научную часть отвечает Коноваленко. За техническую – пилотирование, эксплуатацию и обслуживание батискафа – Жора Портнов. В том числе на его плечи была возложена и работа с уникальным глубоководным буром, способным брать керны с большой глубины. А вот зачем понадобилась врачиха – не понятно. Пульс, что ли, измерять? Балласт, который не имеет абсолютно никакого отношения ни к океанологии, ни к геофизике. Правда, видя бурное сопротивление академика, Владимира Феоктистовича заверили, что кроме медицины женщина является еще и хорошим специалистом по связи, а это на больших глубинах вещь немаловажная.

Что верно, то верно. Связь хрупкого батискафа с кораблем-маткой – это не последнее дело. Однако Коноваленко сильно насторожило сочетание столь разнополярных профессий, как эскулап и связист, но сопротивляться настойчивым пожеланиям вышестоящего начальства он не мог и скрепя сердце согласился. Конечно, идя навстречу «пожеланиям трудящихся», руководство могло бы подыскать и более профессионального связиста-гидроакустика, а не просто «неплохо разбирающуюся» девчушку… Но, как говорится, с паршивой овцы – хоть шерсти клок. И на том спасибо. Однако на сердце у академика после того кабинетного разговора стало очень неспокойно…

Впрочем, за все время экспедиции Владимир Феоктистович ни единым словом не выказал сомнения ни в компетентности, ни тем более в профессиональных качествах экипажа своего батискафа. И дело тут было не только и не столько в воспитанности или терпимости академика, сколько в его личном опыте полярника – на Севере малейшее недоверие, а тем паче, необоснованная подозрительность могли и часто становились причиной катастрофы и гибели людей.

«Ладно, – Владимир Феоктистович решительно отбросил в сторону тревожащие его мысли, – чего уж сейчас-то кручиниться? Что сделано – то сделано. Не воротишь уж ничего».