Дмитрий Вернидуб - Полынь и порох

– Теперь жарко не будет, – пошутил Барашков, наблюдая, как Лиходедов удивленно просовывает в дырку палец.

«Жаль, что нельзя сделать воздух вокруг себя непробиваемым, – подумал Алешка. – Хотя некоторые утверждают, что можно предвидеть очередное событие, то, что вот-вот должно произойти».

Он вспомнил, что давно собирался внимательно прочитать найденную в погребе, в Берданосовке, рукопись покойника-археолога.

Последние события не оставляли ни единой свободной минутки. Поэтому дальше пяти первых страниц продвинуться не удалось. Но Алешка, получив дырку в фуражке, поклялся, что прочтет все.

«А то сгибнешь, так и не узнав, о чем пишет этот Громичук».

Насколько удалось понять, речь в дневнике шла о древнем знании, информацию о котором удалось обнаружить во время раскопок в Крыму. Археолог утверждал, что ему стало известно, как древнегреческие жрецы предугадывали некоторые грядущие события.

И про римлян, и про древних греков Алешка читать любил с детства, но греческий, который вместе с латынью проходили в гимназии, не любил. Когда был с родителями на Черном море, мальчик с любопытством и внутренним трепетом разглядывал руины греческих городов, амфоры, монеты. Древние жители Эллады казались Алешке такими же мифическими существами, как и их боги. Только боги могли создавать такие статуи и сочинять такие мифы. А может, не совсем мифы? Нет, он должен обязательно разобраться в этом винегрете. Вот только немного освободится…

Лиходедов поймал на мушку одного из красных и спустил курок. Отдача толкнула прикладом в плечо. Человек в кожаной куртке подломился, затем рухнул лицом вниз.

«Может, мне тоже, как Мельникову, зарубки на винтовке делать?» – мелькнула тщеславная мысль.

Странно, но угрызений совести гимназист не испытал, хотя первый раз отчетливо видел результат собственной стрельбы. Алексей начал привыкать к убийству, когда видел в этом смысл. А смысл сейчас заключался в защите родного города и своих товарищей. Все они лежали рядом с ним в цепи и вели прицельный винтовочный огонь, каждый в собственном стиле.

Вот Мельников. Он бьет размеренно, спокойно, без тени сомнения, как делает ручную работу плотник или сапожник. У Сереги все всегда выходит красиво и ладно. У Барашкова в глазах азарт. Движения резкие, быстрые. Он матерится на промахи.

Шурка-воробей сильно волнуется и суетится, порой забывая передернуть затвор. Целится подолгу, передерживая, облизываясь и поправляя очки. Для Пичугина это настоящее испытание. Но он держится. Долговязый Журавлев спешит, как будто боится не успеть за другими. Он и воду пьет так лее, и ест.

Позиция у партизан была отличная. Моряки и ростовские рабочие несколько раз поднимались в атаку, но продвинуться и сбить защитников с высоток не могли. Кавалеристы тоже, отведя коней в балку и выставив дозор, присоединились к залегшим. Огонь «Робеспьера» из-за неудачного угла обстрела особого урона не наносил.

И все же к середине дня четвертого апреля стало понятно: красные, дождавшись подкрепления, стараются обойти хутор, окружив отряд. Последний прибывший из штаба связной сообщил, что в городе дела совсем плохи. Рабочие подняли мятеж, а Северный отряд восставших, стоящий против Александро-Грушевского, еле держится, потихоньку откатываясь под натиском шахтеров.

Вскоре примчался связной с письменным приказом нового начштаба Денисова: немедленно отходить. В Новочеркасске всем желающим примкнуть к оставляющим город частям предлагалось сосредоточиться в районе Соборной площади и следовать через вокзал на станицу Кривянскую.

«К 10 апреля 1918 года в состав создававшейся в станице Заплавской Донской армии вошли следующие части:

Пехота: Кривянский полк – 1000 человек, Новочеркасский – 700, Заплавский – 900, Бесергеневский – 800, Богаевский – 900, Мелиховский – 500 и Раздорский – 200, пластунский батальон из казаков, служивших в нем в германскую войну, – 160 человек, сводная сотня из казаков Аксайской, Ольгинской и Грушевской станиц.

Из невооруженных и штатских при полках были сформированы особые команды, имевшие целью вооружиться за счет противника.

Кавалерия: 7-й Донской казачий полк – 700 человек, Сводный полк – 400, команда конных ординарцев штаба – 45 человек.

Полевой госпиталь: 3 врача и 16 медсестер».

Из дневников очевидца

Лазарет спешили эвакуировать в первую очередь. Собрав раненых и устроив их с максимально возможным удобством на подводах, доктор Захаров и его малочисленный медперсонал оставляли площадь у Войскового собора.