Максим Шахов - Поваляем дурака, Америка?

Фидель Кастро, теперь уже в далеком 1994 году, не ошибся. Уго Чавес принял у него эстафету антиамериканизма. При этом у Чавеса была нефть. Та, что уже добывалась. И та, которая пока что была спрятана в труднодоступных районах Гвианского нагорья. А там ее было достаточно, чтобы реализовать все самые далекоидущие планы пожизненного президента Венесуэлы.

В результате вопрос стоял уже о влиянии США в регионе. Чавес стал врагом США номер один. И у Америки просто не было другого выхода, как устранить мятежного десантника физически…

– …Короче, «лесные» индейцы – это сохранившие традиционный уклад жизни и погрязшие в многоженстве остатки племен араваков, – подвел черту под философским отступлением Пащенко Логинов. – На каком языке они разговаривают?

– На одиннадцати основных и сотне их производных. И ни один из них к европейским не имеет никакого отношения.

– Здорово, – сказал Логинов и быстро посмотрел на часы. – Тогда мне нужен толковый переводчик.

– Шутишь?

– Нет. Причем до часу, чтобы он мог вылететь со мной в Пуэрто-Аякучо.

Пащенко посмотрел на Логинова и провел по еще больше взмокшему от опилочного чая лбу ладонью.

– Вообще-то у нас в торгпредстве есть один толмач. Всеми одиннадцатью языками он не владеет, но половиной точно. Только…

– Только что?

– Только он тошнотный до ужаса, я бы на твоем месте…

– Переживу! – быстро сказал Логинов, склоняясь над остатками мяса. – Попроси счет!

Пащенко снова провел рукой по лбу и покачал головой:

– Он не поедет, Логинов.

– Это почему?

– По состоянию здоровья…

– Инвалид, что ли?

– Да нет, но…

– Тогда поедет. Как миленький. Ты счет попросил?

– Его врач посольский отмажет. Они оба сдвинутые, на шахматах…

– Я их быстро вылечу. Обоих, – серьезно сказал Виктор, подняв голову.

Пащенко внимательно посмотрел в его глаза и повернулся в сторону официанта, чтобы попросить счет.

Телефонный звонок резанул по нервам, заставив Джека Мейера вздрогнуть. Очнувшись, он с удивлением обнаружил, что стоит у прикроватной тумбочки, держа в руке стакан с мартелем, бездумно таращась на фото Кэррол и размышляя об этом проклятом десантнике Чавесе.

– Черт! – тряхнул головой Мейер, потянувшись к телефону.

Он слишком переработался. С Чавесом нужно было кончать, иначе Джек рисковал в очень скором времени повторить подвиг первого министра обороны США Джеймса Винсента Форрестола, который в разгар «холодной войны» выбросился из окна с криком «Русские идут!», только с другим текстом.

– Алло! – проговорил Джек в трубку.

– Мистер Мейер, это Дебора Хилл, обслуживание бассейнов! Я уже подъезжаю!

– Отлично, мисс Хилл! – сказал Джек. – Жду!

Жители Лэнгли, даже не имевшие к ЦРУ прямого отношения, прекрасно знали, что телефонная связь в их городке повально прослушивается. Поэтому говорить по телефону что-либо, не предназначенное для чужих ушей, было то же самое, что играть в «русскую рулетку».

Джек Мейер быстро спустился на первый этаж и открыл ворота со стационарного пульта охраны. Взяв в свободную руку дистанционный, он вышел на крыльцо. Несколько секунд спустя фургон Деборы лихо въехал во двор и направился вокруг дома к бассейну. Джек закрыл ворота и отправился через дом туда же…

– Это просто аутодафе какое-то, – бубнил Фадей Трофимович Игнатович, враскорячку спускаясь по трапу самолета, – издевательство над больным человеком, попрание норм христианской морали и человеколюбия…

Нагруженный как мул багажом болящего Фадея Трофимовича Логинов делал вид, что ничего не слышит. Ступив на летное поле аэродрома, он поправил на плечах ремни сумок и, не оглядываясь, направился по растрескавшемуся бетону к зданию аэровокзала Пуэрто-Аякучо.

Здание напоминало нечто среднее между обветшалым клубом некогда процветающего совхоза и автостанцией, обслуживающей пригородные маршруты. Аякучо не входил в число туристических Мекк Венесуэлы, богатые иностранцы могли оказаться здесь только благодаря ошибке пилота, соответственно, и инфраструктура находилась в весьма плачевном состоянии.

Никаких автобусов к трапам прибывающих самолетов не подавали, впрочем, это было излишним. Аэропорт не поражал размерами, в каких-то ста метрах слева, за ограждением, виднелось мирно пасущееся стадо коров. При входе в аэровокзал торчали двое полисменов в выгоревшей форме и фуражках с высокими тульями. Они окидывали прибывших из Каракаса пассажиров ленивыми взглядами, на чем и исчерпывалась процедура прибытия.