Мамба что-то неразборчиво мурлыкал себе под нос полностью поглощенный выбором правильного маршрута, и Стасер даже слегка задремал, убаюканный мерным покачиванием удобного буржуйского сиденья.
— Ты кадетку помнишь?
Вопрос Мамбы застал его врасплох, заставив беспокойно заворочаться на сиденье, выплывая обратно в реальный мир из глубины зыбких неопределенных грез.
— Конечно. А к чему это ты?
— Кислякову помнишь? Ну, Леночку, англичанку?
— Леночку… — Стасер мечтательно потянулся. — Еще бы! В нее же вся рота влюблена была по уши.
— Я ее видел год назад…
— Да ты что? Ну и как она?
— Нормально. Все так же учит салабонов английскому языку. Вот только больше они в нее не влюбляются… Возраст, ничего не поделаешь… Располнела, обрюзгла, вся в морщинах… Меня даже не узнала…
— Ну а что ты хотел, мы все не молодеем, — пожал плечами Стасер.
— Нет! — с жаром выкрикнул Мамба. — Ты не понимаешь, я ведь специально ради нее приехал, я думал… Не знаю… Что все будет как раньше… Я хотел… Даже не знаю, как тебе сказать… Ну чтобы как раньше, в груди екнуло что-то… И ничего. Представляешь, совсем ничего. И училище изменилось. Другое все, не такое, как раньше. Из офицеров, понятно, никого не осталось. Но даже стены другие. Не настоящие, понимаешь!
— Ага, — озадаченно протянул Стасер. — На ностальгию потянуло, решил в детство нырнуть, а не вышло. Извини, брат, в одну реку не входят дважды, и время назад не открутить, как бы ни хотелось.
— Да нет, тут другое, — так же неожиданно остывая, как завелся, покачал головой Мамба. — Это со мной что-то не так. Пусто все. Ничего не волнует, ничего не держит. Веришь, взял как-то пистолет, загнал патрон в патронник и гляжу в ствол. Палец на курке и понимаю, что ничто не держит, ничто… В любой момент нажать могу. Устал я…
Стасер молчал, не зная, что на это сказать. Слишком явной и неподдельной какой-то глубинной звериной тоской веяло от слов Мамбы. Не хотелось ни убеждать его в том, что жизнь прекрасна, ни подшучивать над глупой рисовкой с репетицией самоубийства. Да если покопаться поглубже в собственной душе, то и там, в далекой и темной глубине, тоже жило что-то подобное, хотя он даже сам себе боялся в этом признаться.
— А, вспомнил! — прервал молчание разведчик. — Это же Кислякова тогда тебя спрашивала, будешь ли ты пытать женщину. Тогда еще всем взводом обсуждали и спорили. Знаешь, я нашел для себя ответ на этот вопрос.
„Я видел, — подумал Стасер. — Человек, который может вот так ни с того ни с сего выстрелить в затылок безоружному, даже не врагу, а просто случайно подвернувшемуся мирному жителю, который весело смеется и шутит после этого, не остановится и перед пыткой. Что ему чья-то чужая боль? Просто очередной аттракцион в такой скучной и надоевшей жизни. Лишний способ развеяться!“
В слух, однако, он ничего подобного не сказал, надеясь, что, не поддерживая обсуждение неприятной темы, сумеет ее избежать. Не получилось.
— Понимаешь, — продолжал Мамба. — Сама постановка вопроса была неправильной. Кстати, Конго-Мюллер это знал, и даже намекал нам. Все зависит от того, здесь ты или там. Здесь убить человека, пытать женщину или ребенка вполне естественно. Здесь это нормально, потому что кругом война, и она, не то чтобы все спишет, она просто заставляет жить по своим, совсем далеким от человеческих законам. Если ты на войне начинаешь жить по-человечески, то почти со стопроцентной вероятностью ты труп! И то же самое происходит, если ты пытаешься в обычном мире существовать по обычаям войны. Там тоже тебя мгновенно объявят социально опасным и упекут в тюрьму, или психушку. Очень важно иметь в голове специальный переключатель „мир — война“ и вовремя его нажимать. Тогда и вопрос снимается сам собой. Что нормально для войны, не нормально для мира и наоборот! Вот в чем фишка! Сдал автомат в оружейку, переоделся в гражданку, щелк тумблером. Все! Мир! И тогда ты никогда не убьешь случайного хулигана в подворотне! Просто не сможешь! И наоборот! Надел форму, расписался за получение оружие, щелк тумблером. Война! И каждый, кто не вовремя шевельнулся или обозначил малейшую угрозу, тут же получает пулю! Вот такая вот теория!
— Ты псих, — коротко прокомментировал Стасер. — Ты свихнувшийся на войне дебил. Тебя действительно изолировать надо.
— Кто из нас нормален? — философски пожал плечами Мамба. — Покажи мне хоть одного человека, кто был бы на сто процентов уверен в своей собственной нормальности.
Читать дальше