Борис Бабкин - Сокровища мертвых

Шут напряженно смотрел вслед Торову.

– У нас все нормально, – загородив собой дверь, заявил верзила в потрепанном камуфляже. – Хозяева приболели, не велено никого пущать. Так что извиняй, мент, но делать тебе в доме нечего.

– Я по делу, – строго проговорил Салтыков.

– Не знаю никаких дел, – ответил верзила. – Пущать никого не велено ни по каким делам.

Салтыков выругался, сел в «уазик» и завел машину. Верзила плюнул ему вслед и вошел во двор.

– Погодь, Большой, – сказал ему подошедший Лука Демьянович, – мне к Афанасию надобно.

– Афанасий Семенович не принимает.

– Ты это, не строй из себя придурочного! Надобно мне к нему, и войду я, хочешь ты али нет.

Большой посмотрел на окна и открыл калитку. Торов быстро прошел в дом.

Сидевшие во дворе Торовых мужики услышали автомобильный сигнал. Вскочив, они с оружием в руках бросились к воротам. Там стояла «Нива». В открытое окно смотрел Василий Демьянович.

– Зовите Луку, – приказал он, – разговор к нему имеется. Бегом!

– Так нетути его, – ответил худой мужик. – Он ушел куда-то.

– Куда?

– Никто не знает.

– К Деновым он пошел, – сообщила вышедшая на крыльцо женщина.

– Здорово, Василиса, – кивнул Василий Демьянович. – Выходит, и вас сынок одурачил? Мои тоже супротив моей воли пошли. Значит, Лука у Денова?

– Там он, – ответила женщина.

– Погодь, – сказал Афанасий Семенович, – значит, это твой Филимон надоумил?

– Да не знаю я, кто кого надоумил, – недовольно ответил Лука Демьянович. – Но дело к тому клонится. Был тут сын Василя, Миха, и просил иконы ему…

– Погодь, – остановил его Денов, – он ко мне тоже приходил, да я его послал.

– А тут приехал Филька и тоже иконы стал просить. Мол, мне только показать, дня на два-три. А я его послал подалее. Так он, сукин сын, коньяк достал, покажу тебе потом. Бутылка – башка этого, которого наши на Бородинском поле разделали. Кутузов его побил. Я всегда Фильку прошу – как коньяк новый увидишь, вези. Это у нас в привычку вошло. Вот и в тот раз налил он мне коньяку из бутылки-головы. Вкусный, зараза. И давай, говорит, батя, виноград лопай. Так, мол, этот коньяк закусывают. Меня и сморило. Продрых часа четыре, проснулся – хоть волком вой, башка аж трещит. А Фильки нету. Мне и говорят – уехал Филька и сказал, чтоб батьку не будили. А тут вдруг девка, которая иконы протирает, в крик: нет икон! Я туды и вижу – нет. Понял я – Филька иконы спер…

– Опять погодь! – остановил его Денов. – А с какого ты ко мне-то пришел?

– Да знаю я все, мужики мои людей опрашивали, и народ видел, как в распадке у Кудрявой сопки вертолет садился. Туда забрался Филька, племяши мои, дети росомахи и Миха, Васькин сын. А вертолет потом на бугор сел, где туда эта баба залезла. И мальчонка там был. Как я об этом услыхал, сразу понял: эти сволочи твоего Лешку увели. Эта сучка, видать, вертолет вызвала…

– Антон вертолет вызвал, – перебил его вошедший Василий Демьянович.

Лука уставился на брата.

– Знать, правильно я мыслил. – Он сел за стол. – В одной стае они, мои и твой. И племяши наши. Я чего прикатил-то, надобно вертолет искать. Я слышал, как Антон говорил, он того, что на вертолете, по фамилии называл – Соснин али Заснин. Вот его и надобно шарить. Тогда и иконы отыщем, и сукиных детей проучим. Я вот так думаю…

– Они мальца у Афанасия уволокли, – сказал Лука Демьянович, – на иконы менять его желают. Хрен с ими, с иконами, Бог простит. Надобно мальца выручать.

– А если не отдадут? – вздохнул Василий Демьянович. – Они же хуже волков. Значится, увели мальчонку. Ну, сыны, своей рукой вас на тот свет спроважу. Убей сильного, отними у богатого, набей морду хвастливому, но не тронь бабу, а особенно детишек малых. А они… – Не найдя подходящих слов, он выматерился.

– И чего теперича делать? – спросил Лука Демьянович. – Я своего тоже на тот свет спроважу, не будет из него толку, раз он на детишек руку поднял. Но у меня сомнения имеются, что они тебе Лешку возвернут, – посмотрел он на Афанасия.

– Я и сам в это не верю, – кивнул тот. – Но все делать стану, как прикажут. А вдруг сердце им подскажет, что не надо мальчонку жизни лишать? Получили что хотели – отдайте пацана. Я ж не стану заявление писать. Тамарка моя с ума сходит. Слова ее не слыхал с того дня. И Пашку убили с двумя мужиками. Пашка, правда, успел двоих парней, которые с бабой той были, ножом до смерти защекотать. И то молодец, не просто так из жизни ушел. Мужиков, Коня Сивого и Пашку Рыбака, застрелили, они и понять ничего не успели. Вот сижу у телефона и жду звонка. Отдам иконы и заявлять никуда не стану, а мужиков своих без похорон закопаю, но только бы Лешку возвернули!.. – Он всхлипнул. Братья тоже опустили головы.