Алексей Свиридов - Разорванное небо

Индиец медленно, как воду, выцедил свой стакан и аккуратно, демонстрируя сохранившуюся, несмотря на солидное количество выпитого, четкость движений, поставил его на стол.

– Стервятники! – тихо и невыразительно произнес он. Но за этой невыразительностью пряталась такая ненависть, что генерал ощутил холодную струйку озноба, скользнувшую по спине. Генерал и раньше знал, что Раджа… то есть Тамил, ненавидит американцев, но заговорил он об этом впервые. Бялецкий подумал, что, наверное, сейчас получит ответ на давно интересовавший его вопрос, почему индиец забрался так далеко от дома и делает то, что делает. Делает не за страх, а за совесть. Генерал разлил по новой. – Я не люблю мусульман, – похоже, советника действительно пробило на откровенность, – худшая разновидность фанатиков. Здешние ничуть не лучше тех, с которыми я воевал на границе с Пакистаном или в Джамму и Кашмире. Мой родной брат ушел в «Тигры освобождения Тамил-илама». Это стоило мне карьеры. Я простил его. Я простил тех, что выжил меня из армии, в которой была вся моя жизнь. Но янки…

Генерал внимательно слушал, не прерывая долгих пауз собеседника.

– Они полны спеси. Я учился в Вест-Пойнте и запомнил каждый день этой учебы. Ты бы видел, Стипе, лица их штабных генералов, которых я разгромил на штабных учениях… Я – воин. И отец мой был воином, и дед, и прадед. Я не пойду торговать на базар или перекладывать бумажки в офис. Я был горд, что служил моей стране. Я и сейчас хочу, чтобы Индия была великой державой. И русские – я помню, как ты к ним относишься, но это правда – не мешали нам в этом, а помогали. Янки – мешали… До них были англичане. Но они еще и учили нас. Они многое оставили после себя. А янки, те только берут. Мы – бывшая колония. Вас хотят сделать колонией нынешней. «Золотой миллиард» белых строил и строит свое благополучие на наших костях. У себя они устраивают демократию, а в «независимых» сырьевых придатках разрешают рабство и концлагеря. Янки… Народ без родины. Даже ее они украли у других. Культура, основанная каторжниками и прохвостами. И, клянусь, потомки сохранили их замашки, несмотря на все свои компьютеры. Весь мир – «сфера их жизненных интересов». И всем они ставят оценки за послушание, готовность отдать на откуп свою землю – чтобы ее отравили, природу – чтобы ее разграбили, жизни людей… – Индиец вцепился в стакан, словно в спасательный круг. – У меня мог быть сын, – глухо сказал он. – Ты знаешь, что в Бхопале первыми умирали дети? Умирали во сне. А мой сын, – у Тамила задергалась щека, – он не успел родиться. Ему было только пять месяцев в утробе матери, а она умирала у меня на руках два дня. Сорок девять часов она пыталась дышать сожженными легкими. А янки из «Юнион карбайд» твердили, что это не их страна, не их завод и они здесь ни при чем. Потом все-таки выплатили компенсацию. На каждого отравленного и искалеченного пришлось по восемнадцать долларов… Я ничего не забыл. – Индиец снова замолчал и вдруг посмотрел на генерала удивительно трезвым взглядом. – Я действительно хотел с тобой поговорить, Стипе. Нет, не надо, больше не наливай. Просто послушай, что скажет навязанный тебе Вазником иностранный дармоед.

– Я не назову дармоедом того, кто лично подбил «Абраме», – усмехнулся Бялецкий.

– А-а, – отмахнулся собеседник. – Ты же знаешь, что сербский солдат просто не мог отказать в просьбе заграничному советнику. Если бы он не уступил свое место наводчика, то отлично справился бы и без меня. Так вот, ты все правильно сказал. Наше дело дрянь. Но кое-что сделать можно. Это не будет чудом. Войны нам не выиграть.

Бялецкий был благодарен советнику за это «нам».

– Их слишком много, – продолжал тот, – но мы можем постараться, чтобы их стало поменьше. Потерь они не любят. Кроме того, попробуем справиться с вертолетами, чтобы не так досаждали, и тогда сможем продержаться еще недели три-четыре, а там видно будет.

Генерал посерьезнел, убрал со стола бутылку и настороженно оглянулся на дверь. Индиец тем временем развернул карту с условными обозначениями. Наклонившись над ней, оба они, не сговариваясь, зацепились взглядом за две толстые синие стрелы, вдавливающиеся в редкое красное кружево сербской обороны – те самые смешанные американские бригады, что, подобно волнам, гонящим пену, гнали перед собой хорватские части первого эшелона.

Генерал скользнул взглядом выше, к синему флажку штаба американской дивизии, потом к синему кружку со значком вертолета в середине – базе армейской авиации поддержки первого эшелона, – к кружкам бригад резервной воздушно-штурмовой дивизии второго эшелона и еще выше к флажку другой формы – штабу корпуса.