Вячеслав Денисов - Оружие фантома

– Что вы сказали?!

Он шагнул к больному.

– Что вы сказали?!

Русенков поднял совершенно разумный взгляд на милиционера.

Дверь распахнулась, вошел главврач.

Макаров изумился перемене, какая произошла в этот момент во взгляде Русенкова. Тот же стеклянный взгляд, бессмысленные, как у Пьеро, приподнятые вверх брови.

– Извините, ему пора отдыхать. Он из категории тех, кому не рекомендуется заниматься логическими размышлениями. Это – если простым языком, без медицинских терминов. Русенков – человек не для бесед.

– Нам бы обвенчаться…

Следуя по коридору за Макаровым, главврач поинтересовался:

– Он вам что-нибудь сказал?

– Вы же сами заявили, что этот человек не для бесед. Им бы обвенчаться.

– В вас произошла какая-то перемена, поэтому и спрашиваю. Я психиатр…

Макаров остановился и усмехнулся:

– У любого, кто не связан профессиональной деятельностью с психически больными людьми, в душе будут перемены. Я ведь только что разговаривал с психом. Прощайте.

Он шел по коридору и бормотал одними губами, чтобы не забыть:

– Метагексоэпам, метагексоэпам…

Уже в машине, скрывшись за тонировкой стекол, он быстро достал блокнот и записал: «Метагексоэпам. Главврач. Дела Рус-ва в Мурманске».

– Теперь давайте раскладывать по полкам все, что имеем.

Макарову уже надоело топтаться на месте. Более непонятного дела он не встречал за всю свою карьеру сыщика. В процесс включаются новые действующие лица без всяких на то оснований. Как могут быть связаны единым умыслом преступника убийства криминального авторитета Вирта, ученицы средней школы и нувориша Верникова? Пока ответа на этот вопрос не было. Если в городе орудует маньяк, то почему он действует вопреки всем известным мотивам поведения, известным сыску? Пока непонятно.

– Сергей, какого цвета были глаза жертв? Одинаковое прошлое? Одинаковый цвет волос? Одна манера говорить? Связь между ними?

Даже здесь опереться не на что.

Как больной Русенков, «человек не для бесед», может знать про какой-то метагексоэпам? Кто он? Почему под ногами путается главврач и почему при нем Русенков косит под дебила?

– Ты спрашивал у экспертов, Игорь, что такое этот, как его… метагексоэпам-два?

– Спрашивал, – доложил Стариков. – Они сказали, что это – каша, мед, говно и пчелы в одном слове.

– Спасибо, – поблагодарил Макаров подчиненного за исполнительность. – Сейчас иди и делай запрос на сотрудника УВД города Мурманска Русенкова Антона Антоновича. Все-все-все. «Хочу все знать!» Захватил еще в юности такой киножурнал? Михаил, что по запросу в Москву?

– Ждем-с.

В конце стола зашевелился, словно пробуждаясь, Вербин.

– Сегодня проверил все ориентировки за год по области. Человек в сером плаще нигде не отсвечивал.

– Да… А что насчет социального работника из мэрии в «джонсах»?

– «Наружка» его пасет. Раз молчат, значит, ничего выдающегося не происходит. Будем ждать письменного ответа. Может, там что прояснится.

– Понятно…

Макаров тяжело вздохнул.

У него в юности было такое же ощущение при прыжке с парашютом. Когда стоишь перед вечностью и не на что опереться.

– Сергей, через полчаса нужно двигаться к мемуаристу Муромову.

– А ты коньяк купил?

– По дороге купим.

В тот момент, когда Александр и Сергей поднимались по лестнице дома, где жил доктор Муромов, в квартире мемуариста происходило следующее.

Муромов барахтался на кровати, пытаясь вывернуться из-под подушки, которая тяжким грузом давила ему на лицо. На коленях, в изголовье мемуариста, стоял человек в коричневой кожаной куртке и с силой давил на эту подушку. С удовлетворением почувствовав, что барахтанье стало носить конвульсивный характер, он удвоил усилия, желая побыстрее закончить с этим делом.

И тут произошло непредвиденное. В дверь раздался звонок. Человек вспомнил, что не запер изнутри дверь, а лишь прикрыл ее, и мысль об этом разом изменила его планы. Оставив на голове жертвы подушку, он выскочил на балкон.

Четвертый этаж дома «сталинской» постройки. Прыжок вниз означал смерть, прыжок вверх, с целью дотянуться до балкона верхнего этажа, означал то же самое, только с большей высоты…

– Что это он не открывает? – забеспокоился Вербин.

– Спит, наверное.

– Он сказал, что просыпается в семь и садится за мемуары.

– Ага, – неопределенно хмыкнул Макаров, разглядывая этикетку на бутылке «Дербента».

Вербин толкнул дверь, и она неожиданно открылась. Ни слова не говоря, опер вынул «ПМ» и осторожно вошел в квартиру. За ним проследовал Саша. Его вид, с пистолетом в одной руке и бутылкой коньяка в другой, был несколько нелепым, но отвлекаться на то, чтобы избавиться от бутылки, не было времени.