Вячеслав Денисов - Иди и умри

А Качалкина, та сама себя напугала. Есть такой фильм, где главный герой, объясняя главврачу психбольницы состояние больного, говорит святые слова:

– Это очень тяжелый форма заболеваний. Белая горячка. Просто надо спасать человек, честное слово.

Лидии Никаноровне как раз год назад стукнуло шестьдесят с небольшим, и в силу возрастных проблем, отягощенных патологиями и, по всей видимости, дурной наследственностью, ей показалось, что одна из судей, в два раза младше ее и всего два года отработавшая судьей, метит на ее место. Ну, еще кой-какие мелочи: баба та красивая, семья у нее на зависть, волосы в фиолетовые тона никогда не красит, чтобы редкими не казались, не прогибается, на праздники не ходит – в семью торопится. Иначе говоря – все доказательства устремлений налицо.

Потому напугалась Качалкина. И понесло Лидию Никаноровну. То председателю квалификационной коллегии позвонит, грязь на молодую судью сольет, то до самого Игоря Матвеевича Лукина дозвонится… До председателя областного суда. Общий язык с обоими Лидия Никаноровна находила легко, потому что одному в этом году шестьдесят семь исполнилось, второму шестьдесят четыре, и все они из одной команды были, из Лукина. Иначе как бы Лидия Никаноровна в председатели суда попала? Это ни одному человеку в городе даже в голову прийти бы не могло – Лидию Никаноровну в председатели определить. С ее-то прической да мастерским владением ненормативной лексикой…

Вот такой маленький этюд кризиса судебной системы в эпоху реформ в одном, отдельно взятом областном суде.

Словом, тяжело было молодой судье. Не утвердили ее на пожизненный срок в должности судьи. А Качалкина еще до сих пор в Советском суде. О душе бы ей подумать, чтобы после ее ухода очередь из желающих поплевать к могиле не выстроилась, ан нет. Сердце рвется, седалище над креслом дымится. Струге недавно сказали, что Лидия Никаноровна опять опасность почуяла. Есть там судья такой, Гарин. Тоже на праздники не ходит, тоже из молодых…

Одним словом, пугают людей разными способами и по различным причинам. Струге Антона Павловича за десять лет судейства в Центральном суде пугали раз шесть или семь. Последний пришелся на начало октября 2003 года. Как раз после двух месяцев рассмотрения одного из уголовных дел по обвинению некоего Коровякова в изнасиловании некоей Шарагиной. Впрочем, для начала искусили взяткой. Неудачно, правда.

Пришли в часы приема, в четверг, двое в штатском и сказали:

– Коровякова бы от уголовного преследования освободить. Ну, сунул пару раз, подумаешь. Сучка не захочет, кобель не вскочит.

Если верить обвинительному заключению следователя прокуратуры, то выходило, что кобель вскочил как раз в тот момент, когда сучка не хотела, поэтому Струге отправил обоих ходоков вместе с банковской упаковкой долларовых купюр туда, откуда они появились.

В третий раз те же двое пришли в следующий четверг, потому что в последующую за прошлым четвергом пятницу, то есть неприемный день, он их не принял. По всей видимости, парламентеры не до конца поняли причину отказа, потому что на этот раз они принесли не одну, а две упаковки. И, будучи уверенными в своей правоте, так расслабились, что даже достали тонкие сигары, предложив выкурить трубку мира и Антону.

Антон Павлович (как они его до этого называли) поступил, на их взгляд, не по-человечески – вызвал приставов. И двое лысых накачанных молодых людей с лейтенантскими погонами сбросили парламентеров с лестницы. Сбивая друг друга, они слетели с высокого крыльца Центрального суда и врезались галстуками в прокисший газон. Видевший эту картину их водитель в «Мерседесе» только присвистнул.

И тогда стали пугать. Позвонят домой среди ночи и говорят:

– Ты помнишь, как двое солидных людей были незаконно оскорблены?

– Помню, – посматривая на часы, отвечал Струге. – Ты один из них, я по голосу узнал.

– Так вот, мы готовы забыть это оскорбление, если Коровяков будет оправдан. Ну, как?

– Я не готов к ответу, – раздирая зевотой рот, оправдывался Антон Павлович. – Мы еще не дошли до прений.

– Послушай, подонок (так они называли Струге теперь), когда вы дойдете до своих прений, будет поздно. Твоя голова улетит, как мяч из рук Бартеза.

Утром Струге попросил оперов из Центрального РУВД разыскать страшилку, дав подсказку, что он может находиться в кругах, приближенных к околофутбольным, на стадионе «Океан».

Через неделю Струге просыпался от звонка уже нового просителя.