Валерий Горшков - Любой ценой

Впрочем, в середине сороковых об этом, весьма странном и непонятном по сути для большинства обывателей, будущем нововведении не родившегося еще поколения никто, по понятным причинам, даже не догадывался. Путешествия во времени существовали разве что на страницах фантастических романов английского писателя Герберта Уэллса, которого в СССР мало кто читал. Буржуй, все-таки.

Примерно через полчаса после ухода Святого в комнату вошли двое угрюмых здоровенных битюгов. Один без лишних слов положил на письменный стол неказистую, видавшую виды трость. Рядом, достав из кармана пальто, бросил пострадавшую от попадания пули связку ключей. Охотник сразу заметил, что два ключа из восьми, принявшие на себя основной удар, теперь нуждались в замене. Смехотворная плата за спасенную жизнь…

Второй громила скинул с плеча на пол возле дивана объемистый вещмешок. Дернул за веревку, ослабляя умело затянутый морской узел, процедил сквозь зубы:

– Здесь рубашка, клифт, штаны и коцы. Того же размера, что и твои… Ватник и перо получишь в машине. Переодевайся.

– Дома скажешь, что на улице, по такому-то адресу напали неизвестные, – подал голос первый. – Спросили закурить. Приложили кастетом в дышло, добавили чем-то тяжелым по тыкве. Очнулся ты уже на квартире. Без денег, шинели и часов. В том же самом доме, на первом этаже живет алкаш, бывший фронтовой фельдшер. Он сегодня трезвый. Видел, как тебя раздели, через окно кухни. Отволок на хату, привел в чувства и заштопал, по живому. Дав выпить стакан водки. Если вдруг что, он подтвердит легавым. Не докопаются. Но лучше обойтись без милиции. Ты все понял? Тогда шевели копытами, фраер. У нас мало времени…

На то, чтобы одеться, у Охотника ушло не меньше десяти минут. Каждое движение давалось Ярославу с необычайным трудом, через боль. Сложнее всего оказалось завязать шнурки на ботинках. Видя, что нагнуться ему не под силу, на помощь, скрипя зубами и матерясь, пришел один из бандитов. Когда Охотник наконец был готов, его рубашка насквозь промокла от выступившего на теле холодного пота. Громилы завязали ему глаза сложенным вдвое толстым шарфом, помогли спуститься по лестнице и сесть на заднее сиденье машины, где его дожидались драная даже на ощупь, провонявшая подвальной сыростью фуфайка и лишившийся благодаря Сухарю своих лакированных деревянных ножен, отмытый от крови, обмотанный куском толстого брезента и перетянутый веревкой клинок.

Ехали долго, постоянно поворачивая. Водила явно перестраховывался, запутывая следы. Наконец, спустя примерно час, машина остановилась, и Ярославу разрешили снять шарф. Охотник сдернул колючую повязку, огляделся. Они находились на углу Невского проспекта и набережной Мойки. В точности, как говорил Святой, – в двух кварталах от дома, где его давно уже ждала и волновалась из-за долгого отсутствия Светлана.

– Выходи, – не оборачиваясь, бросил сидящий рядом с водителем битюг. – Дальше доковыляешь сам. Времени – без четверти одиннадцать, – взглянув на часы, небрежно сообщил бандит. – Пора на горшок и баиньки. Все, вали отсюда, фраер! И больше на глаза мне не попадайся – зашибу. Пшел вон отсюда!

Стало быть, старик не сказал своим гориллам, кем ему приходится их пассажир. В противном случае эти надменные тупые обезьяны вели бы себя совершенно по-другому. Впрочем, поведение конвоиров в этот момент волновало Ярослава гораздо меньше, чем снег, выпавший в прошлую пятницу. Охотник думал о более насущных вещах. С момента его ухода из дома за Гномом прошло около полусуток. Вряд ли обеспокоенная Света сразу станет звонить в милицию. Прежде всего она свяжется с ОСОАВИАХИМ, с Голосовым, да и то не раньше чем утром. Хотя уже сейчас она буквально не находит себе места. А волноваться в ее положении будущей мамы категорически противопоказано.

Распахнув дверь, Охотник покинул машину – черный трофейный «Опель» – и, опираясь на заботливо подаренную Святым трость, направился к дому. «Опель» с бандитами, взревев мотором, сорвался с места и скрылся за ближайшим поворотом…

Увидев на пороге мужа – в драном ватнике, с заштопанной раной на виске, с чужой тростью, изможденного, с покрытым несмотря на мороз крупными каплями пота заострившимся лицом, Света громко охнула, схватилась ладошками за лицо, а потом бросилась Ярославу на шею, обвила ее руками и разрыдалась.

Из приоткрывшейся двери в коридор высунулась любопытная очкастая мордочка соседки.