Валерий Горшков - Любой ценой

– Не рассказывай мне больше такие ужасы, – Света крепко обняла мужа, прижалась щекой к его груди. – Женщинам вообще незачем знать об этом. Мы слишком эмоциональные, чувствительные натуры. А война – тяжелая мужская работа. У нас, слава богу, своих женских дел хватает… Знаешь, мне доктор говорил, что мужики, случайно оказавшиеся свидетелями родов, частенько даже в обморок падают.

– Так это филологи какие-нибудь. Или скрипачи, не иначе, – улыбнулся Ярослав, решительно отстраняясь от Светы и вставая. – Ну-с, хозяюшка, что у нас сегодня на ужин? Я голодный, как лев!

И тут же осекся, ощутив некоторую необычность своего положения. А устремленный на него, полный удивления и нечаянной радости взгляд жены заставил Ярослава ощутить бег мурашек по спине, от затылка до поясницы. Он понял, что случилось.

– Ты… ты встал сам, – дрогнувшим голосом сказала Света. – Без трости. Первый раз.

– И так бодро, что даже сам этого не заметил, – тихо прошептал Охотник, бросив взгляд на лежащую на диване лакированную деревяшку.

– Нет уж, товарищ гвардии капитан, – покачала указательным пальцем Светлана. – Раз смог встать, забыв про колено, значит сможешь и ходить. Главное – поверить в то, что у тебя получится. Давай! Старайся держать равновесие…

Конечно, он и прежде множество раз передвигался по дому без помощи трости, но назвать это крабье ползанье вдоль стены полноценной ходьбой даже язык не поворачивался.

Охотник пристально взглянул на жену, шумно выдохнул, нахмурился и сделал осторожный шаг. Слегка покачнулся, но удержался. Сделал еще один шаг. Затем – третий, четвертый, уже быстрее. Потом не выдержал – схватился рукой за стенку, сел на диван и на секунду устало уронил лицо в ладони. Но тут же выпрямился. Буркнул сдавленно:

– Т-твою мать! – и моментально расплылся в счастливой улыбке, взяв в руки теплую маленькую ладошку Светланы и стиснув ее своими мозолистыми лапищами.

– А ты переживал, что так долго нет результатов, – рассмеялась жена, чмокнув Ярослава в щеку. – Вот они, пожалуйста. Организм не обманешь, он сам знает, когда ты готов начать ходить, а когда – еще не совсем. Сегодня у тебя, милый, определенно удачный день.

– Кто бы спорил, – хмыкнул Охотник и шутливо поиграл бровями: – Мы отвлеклись от темы, однако! Так что там по поводу ужина, радость моя? У меня так громко урчит в животе, что соседи по квартире скоро подумают, будто у нас здесь завелся голодный доисторический ящер. Тиранозавр. Или диплодок.

– Вчерашний борщ с потрошками будешь? – хитро прищурилась Света, чуть склонив голову набок.

– Конечно! Спрашиваешь!

– Ну, тогда приходи завтра.

– Ах так, значит?! Ну, держись, красавица. Придется закусить тобой, сладкая ты моя! – и Ярослав, по-звериному оскалив зубы и растопырив руки, как лапы, обхватил жену, легонько стиснул в объятиях и даже осторожно укусил за шею.

– Ой, мамочки! Да тише ты, ребенка задавишь! – взвизгнув от щекотки, отчаянно заколотила по спине мужа кулачками смеющаяся Света. – Ладно, все, все! Сдаюсь! Иди руки мой, птеродактиль. Еда давно на столе, под ватным одеялом, тебя дожидается…

На следующий день Света с самого утра принялась печь пирожки и дожидаться приезда гостей из Морозово – Шурика и Варвары, а Ярослав, как и обещал, в начале одиннадцатого уже был на Петроградке, намереваясь под свою ответственность забрать Данилу из детдома до завтрашнего утра. Но едва он подошел к коменданту – высокому, неряшливо одетому худощавому мужчине лет сорока, с вытянутым лисьим лицом, тонкой ниточкой усов и глубоко посаженными юркими глазами – и сообщил о цели своего визита, комендант надменно фыркнул и сказал:

– Боюсь, капитан, вы пришли напрасно. Сбежал ваш Найденов. И до сих пор не вернулся.

– Как сбежал? Когда? – похолодел Охотник.

– Вчера, после отбоя, – лениво ответил усатый. – Директор, Дим Димыч, уже распорядился, чтобы, как только Найденов вернется, – а он рано или поздно обязательно вернется, как пить дать, пошляется и вернется, потому как некуда ему больше идти, – так чтобы сразу посадили его на карантин. На месяц.

– Что это значит – карантин? – нахмурился Ярослав.

– Это значит вообще никаких выходов за пределы корпуса. В том числе – и к вам на военную подготовку, в Ижору. Бусыгин имеет на это право. У нас, товарищ капитан, не просто школа-интернат. У нас контингент особый. Сложный, мягко говоря. С травмированной психикой. И единственный способ поддерживать в школе относительный порядок – это жесткая дисциплина…