Вячеслав Денисов - Убийство с отягчающими

До возвращения в «Олимп» у него было пять часов. Пока Сидельников с человеком Чубасова участвуют в тризне и наблюдают за двумя типами, прибывшими на похороны, как на званый вечер, Кряжин решил разобраться с Тузковым. Молодой человек уже довольно длительное время оставался без внимания, а после приезда к нему двоих глупцов Чубасова был, по-видимому, на взводе. Самое лучшее состояние для нечаянных откровений. Чем следователь воспользовался сразу, едва в беспрерывном течении внепраздничных будней появилось двухчасовое «окно».

Ночь в двадцатиместной камере, заполненной тридцатью четырьмя арестантами, сказалась как на психике молодого крупье, так и на его физическом состоянии. По ссадине на скуле следовало догадываться, что он, совершенно не имевший каторжанского опыта, либо плюнул в камере на пол, либо отказался стоять на шухере у «глазка» при «роботе» [5], когда «центровые» шпилили в «буру».

– Вы какой-то нынче не такой, барин, – заметил Кряжин, подталкивая к Тузкову пачку сигарет. – Словно из камеры.

– Шутите? – Потомок «небогатого, но дворянского рода» щелкнул зажигалкой следователя и моргнул свежеподбитым глазом, травму которого советник заметил только сейчас. – Держите человека ни за что с уголовниками и насмехаетесь? Меня избили.

– Могу справиться – за что?

– Один из сокамерников узнал во мне крупье. Я его тоже узнал. Он тогда спустил полторы тысячи «зеленых», упрямо делая ставки на «зеро». Пятнадцать раз кряду.

– Это всегда так было, Тузков, – заметил Кряжин. – Одни бьют, когда проигрывают, а от других получаешь за то, что помогаешь выигрывать другим.

– Да говорите вы, в конце концов, что вам нужно! – возмутился Туз. – То двоих фраеров бестолковых присылаете, то сами рака за камень заводите! Я устал, и возвращаться в камеру у меня нет ни малейшего желания!

– Вот видите, Константин, как у нас хорошо все получается. А вы на меня в прокуратуру жаловаться хотели… Кто велел вам подыгрывать Крыльникову?

– Гаенко! – без раздумий выпалил крупье. – Как полковник приходил, я должен был тотчас вставать к столу и принимать ставки.

– Что, каждый раз, когда тот приходил? А откуда вы об этом узнавали?

– Мне говорил об этом сам Гаенко. Думаю, Крыльников сообщал ему, что едет в казино, и номер стола. Управляющий тут же говорил об этом мне. Велено было делать так, чтобы «полкан» не выигрывал больше тысячи. Но и не меньше.

– И как часто он приходил?

– Раз, два раза в неделю.

– Думаете, у Гаенко были какие-то обязательства перед милиционером?

– А что тут думать? – поперхнулся дымом, едва успев затянуться, Тузков. – Дураку понятно, что «полкан» делал казино «крышу», а Гаенко за это рассчитывался. За три года работы я не видел ни разу, чтобы к управляющему приезжали бандиты. И верно – какой идиот поедет, если казино «красное». Кстати, товарищ следователь… Мне тут объяснили… Короче, поскольку я не государственное добро растрачивал, а частное, да еще и по распоряжению его владельца, то вы никакого права не имеете меня за это преследовать. Вот если бы я, наоборот, у Крыльникова…

– Ты мне еще закон почитай, – усмехнулся Кряжин и вытянул из папки, словно фокусник, прямоугольный листок. – Это подписка о невыезде. Подмахивай и иди домой. И мой тебе, с высоты прожитых лет, совет: светленьких никогда не выбирай, от них в жизни одни недоразумения.

Похороны – это та часть жизни, которую всегда хочется побыстрее закончить. Плач вдовы, по деревенскому обычаю причитавшей и рвавшей на себе волосы, потемневшие от горя дети – у Крыльникова было двое мальчиков, молчание коллег полковника.

Среди родственников то там, то тут раздавались шепотки о том, что вот, мол, человек всю жизнь носил погоны, отдавал службе всего себя без остатка, а его начальство, которому он верой и правдой служил, не разрешило разместить гроб в ГУВД. Изредка слышались другие шепотки. Дескать, ГУВД – постоянно функционирующий орган, не Кремль и не Дворец спорта. И прекратить там работу, потому что умер кто-то из сотрудников, хоть и заместитель начальника, недопустимо. Не хватало еще этим гробом вызывать саркастические улыбки задержанных, привозимых и приводимых в управление.

Словом, ко второму часу прощания, когда рыдания окончательно захлебнулись, вдова, опоенная валерьянкой, затихла, присутствующие, коих на общей площади четырехкомнатной квартиры на Мясницкой насчитывалось порядка шести десятков, разбились на два лагеря: родственники с друзьями и коллеги Крыльникова по службе. Следуя процедуре мероприятия, вторые периодически подходили к первым, обещали «найти их», «помнить всегда» и заверяли, что «его дело будет продолжено».