Сергей Ермаков - Месть — штука тонкая

Несколько лет назад губернатором N-ской области был некто Иван Петрович Бобров. Он был крупным, дородным мужчиной пятидесяти пяти лет от роду, происхождения сугубо крестьянского. До самого своего совершеннолетия юный Ваня Бобров безвыездно проживал в своем селе и не ведал о том, что есть на свете ещё другие занятия, кроме хождения по полю за плугом и битья парней из соседней деревни по башке кольями из тына. Все в одночасье изменила в его жизни Советская Армия, куда Бобров по достижении восемнадцати лет был призван для защиты рубежей Родины.

В армии ширококостная структура тела Боброва и его сосредоточенное и серьезное лицо, подходящие под облик будущего строителя коммунизма, навели командование на мысль выбрать его секретарем комитета комсомола части. Очень уж похож был солдат Бобров на героя выцветшего плаката, висящего в кабинете командира части: «Стой солдат, граница рядом!» Кроме того, Бобров был политически грамотным, вопросов лишних не задавал, сказанному замполитом верил слепо, а циркуляры его исполнял не задумываясь и с особым рвением.

При демобилизации из армии Боброву в торжественной обстановке перед парадным строем всей части вручили направление в вуз и с почетом приняли его в Коммунистическую партию СССР. В Москве, куда Бобров направился для учебы, бывший старший сержант на экзамене и тужился, и пыжился, но выжать из своих скудоумных мозгов ни капли знаний так и не смог.

И все равно его приняли в институт. По четырем причинам. Во-первых, он являлся демобилизованным из рядов Советской Армии, а бывших солдат и матросов тогда принимали в высшие учебные заведения с удовольствием. Во-вторых, он был потомственный колхозник, а в советское время трудовой прослойке населения дороги к знаниям были всегда открыты. Такие простые рабочие парни, как Бобров, стране, строящей коммунизм, были очень нужны.

В-третьих, его взяли в вуз, потому что он был молодым коммунистом. Не принять коммуниста на учебу в те времена означало то же самое, что открыто заявить, будто коммунисты могут быть дураками. А поскольку такого быть не могло, чтобы коммунист был дураком, то констатировать этот факт письменно в ведомости приемная комиссия себе не позволила. Все преподаватели хотели сохранить на теплом институтском месте свои задницы. Ведь платили им тогда неплохо. Поэтому Боброву, который ни на один вопрос за все дни вступительных экзаменов ни разу толком не ответил, все равно ставили «три» и отпускали с миром.

И, в-четвертых, Боброва зачислили в пресловутый сельскохозяйственный институт благодаря еще факту, что он был очень похож на героя плаката, который висел у ректора в кабинете и восклицал пламенно: «Образование в массы!»

—Ну, в массы так в массы, — обреченно вздохнул ректор и принял тупицу.

О чем впоследствии, к слову сказать, ни разу не пожалел. Бобров, несмотря на скудоумие, обладал хорошими организаторскими способностями и блестящей руководящей жилкой. Будучи человеком ограниченным, он не чувствовал никакой ущербности по тому поводу, что не обладал элементарными знаниями, например, кто написал пьесу «Горе от ума» или картину «Утро в сосновом бору». Зато он умел сплотить вокруг себя своих товарищей и вести их за собой.

Оставалось лишь задать ему направление, куда их вести, этих товарищей. Боброву сказали, и он поверил, что всех надо вести в светлое будущее, и ни разу с этого пути Иван даже мысленно не отклонился. Поэтому неудивительно, что к четвертому курсу Бобров стал секретарем комсомольской организации своего института. Эта общественная нагрузка не требовала от него напряжения мозговых извилин, потому что ему не приходилось прикладывать к решению возникающих проблем свои мыслительные способности. Он чётко и безукоризненно выполнял циркуляры своих партийных боссов, что, в общем-то, от него и требовалось, и поощрялось.

Его, несомненного лидера молодежной среды, по окончании института быстро вычислили «определенные круги» структур власти и в приказном порядке притянули к себе поближе. Сначала Боброва для проверки его организаторских способностей направили в глубинку, где он своей четкой работой по циркулярам засвидетельствовал правильный выбор «определенных кругов». Иван инициативы не проявлял, что приказывали, то и делал, поскольку еще в армии усек, что инициатива наказуема. Лет через пятнадцать движения Боброва по служебной лестнице вверх эти самые «определенные круги» пуще прежнего закрепили его преданность общему делу путем женитьбы Ивана на девушке из их обособленного клана.