Сергей Донской - Жадный, плохой, злой

« Привет, па! Пока! Я тебя люблю сильнее, чем она».

Опять громыхнуло, еще и еще. Небесная канонада напомнила мне о трагедии на Пушкинской площади и о том, что таких площадей в Москве хватит на всех умельцев мастерить взрывные устройства. А по ним ходят маленькие девочки, некоторых из которых зовут Светочками.

– Ну что, поехали обратно, путешественник? – спросила Ириша, когда письмо было аккуратно сложено по прежним сгибам и сунуто в задний карман моих уже обсохших джинсов.

Прекрасно понимая, что никуда я не денусь, пока не передам похищенную кассету тем людям, которые сумеют остановить Дубова, я сказал поглядывающей на меня Ирише:

– За проявленное участие тебе, конечно, огромное спасибо, но с чего ты взяла, что можешь теперь таскать меня за собой на поводочке? Вот возьму сейчас и уйду. Думаешь, ты сможешь удержать меня силой?

– Нет. Не силой.

– А чем? Может быть, воспоминаниями о нашей бурной ночи?

Иришин подбородок дернулся, точно она получила пощечину, а когда она опять заговорила, уголки ее губ норовили опуститься вниз.

– И не воспоминания тебя удержат. Элементарное чувство благодарности.

– Неужели? – Я притворился изумленным. – Ты обо мне такого хорошего мнения?

– К сожалению, – тихо подтвердила Ириша.

Ливень обрушился на крышу джипа так внезапно и мощно, что машина от неожиданности слегка подпрыгнула на своих сверхчувствительных рессорах. Казалось, что за окнами стоит сплошная стена воды и больше ничего, кроме воды. Она беспрестанно струилась по стеклам, неуловимо меняя освещение в кабине.

Ириша зачем-то включила «дворники». Их писк показался мне столь жалобным, что я, не желая слышать его далее, наугад включил радио.

«Не отпуска-ай меня, не отпуска-а-ай меня!» – взмолилась с болью девушка Земфира.

Целый концерт по заявкам, блин!

Я заглушил радио и сердито сказал Ирише:

– Выруби свои дурацкие «дворники»! Сколько можно слушать этот скулеж?!

Она послушно нажала нужную клавишу на панели.

– Доволен? Может быть, будут еще какие-нибудь пожелания?

– Одно, – сказал я. – Выпить в этом экипаже найдется?

– На заднем сиденье пакет. Фляжка с коньяком, пиво, бутерброды. Угощайся.

– Спасибо, – прочувствованно произнес я, но случилось это не раньше, чем я утолил первый голод и жажду, а заняло это мероприятие минут пять, никак не меньше.

– На здоровье, – откликнулась Ириша. Вид у нее был такой, словно она вспоминает, как нужно плакать.

Ну да, сообразил я. Как-никак, сегодня утром она потеряла брата. Поминать Марка мне не хотелось. Какими словами я мог почтить его светлую память? «Он скверно жил, а умер еще хуже?»

Расправившись с последним бутербродом и вытряхнув на язык оставшиеся коньячные капли, я вскрыл банку «Туборга» и присосался к ней, как к груди возлюбленной. Оторвать меня от этого занятия смогла лишь необходимость распечатать следующую емкость.

– Хорошо, – крякнул я, когда наполнился пивом под завязку. Теперь я примерно представлял себе, как чувствует себя грозовая туча, прежде чем пролиться дождем.

Ириша, которая на протяжении всего этого времени терпеливо помалкивала, чтобы не мешать моему насыщению, скосила на меня глаза:

– Так ты останешься… Игорь? – Она еще не привыкла обращаться ко мне по имени, и короткая фраза стоила ей видимых усилий.

– Это так важно для тебя? – спросил я, закурив сигарету.

Ливень постепенно утрачивал неистовство, с которым обрушился на землю. Утончившиеся струи начало сносить ветром, и теперь сквозь них можно было разглядеть смутные очертания домов и деревьев. Я делал вид, что именно обозрением окрестностей и занимаюсь. Не знаю, с какой стати, но почему-то Иришин ответ для меня многое значил.

– Важно, – сказала она тихо. – Очень.

– А твой папаша? – Я приспустил стекло, выбросил окурок и всей грудью вдохнул свежий воздух, ворвавшийся в джип. Мельчайшие капли холодного дождя оросили мое правое плечо и щеку. – Владимир Феликсович наверняка пожелает продолжить забаву, – сказал я, поудобнее умостив затылок на изголовье кресла. – У нас с утра намечались прыжки с крыши, слышала?

– Слышала, – кивнула Ириша. – Бурцева увезли в травматологию со сломанным позвоночником, а двое мальчишек лежат с пулевыми ранениями. Один из них вряд ли выживет.

– Их подстрелил твой дружок Душман, – зло произнес я. – А жалеть их не надо. Все они для господина Дубова лишь жертвы для алтаря истории. Невинные агнцы на заклание.