Сергей Донской - Жадный, плохой, злой

По коридору я прошелся совершенно беспрепятственно. Встретившийся мне в вестибюле «патриот России» лет восемнадцати от роду со шваброй в руках елозил грязной тряпкой по линолеуму. Его оливковая рубаха взмокла от подмышек до спины, а за повязкой с эмблемой организации торчали фильтром вверх сигареты.

Заметив меня, дневальный повернулся так, чтобы спрятать от меня свой никотиновый арсенал, и хрипловато спросил:

– Закурить не найдется?

– Воспитатели не заругают? – иронично поинтересовался я, протягивая симпатичному вьюноше открытую пачку.

Он ловко выдернул оттуда пару сигарет, хотя сделал вид, что угостился только одной, и с достоинством ответил:

– Тут вам не детский сад. Никакие у нас не воспитатели, а инструктора. И с куревом нет проблем.

– Чего же тогда побираешься? С деньгами напряг, патриот?

Он перехватил швабру так, что она сделалась похожей на пику. Или на древко знамени, с которым он собирался ринуться в атаку:

– Вам-то какое дело?

– Да вот, подумываю тоже записаться в добровольцы. – Я лучезарно улыбнулся. – Что скажешь? Не староват?

– У нас вообще-то по возрасту ограничений нет, – с сомнением ответил успокоившийся паренек. – Только вам это зачем?

– Патриотические чувства во мне проснулись, – признался я со вздохом. – Не дают спать спокойно. Разве у тебя не так было? – Мои брови удивленно приподнялись.

– Вроде бы нет, – неуверенно произнес мой собеседник после некоторой паузы, во время которой на его гладком юношеском челе обрисовались все будущие морщины. – Я от армии косил. Ну, и в деньгах нуждался. Тут почти все такие.

– Какие? – не отставал я.

– Какие-какие… – От нехватки нужных слов паренек неопределенно пошевелил пальцами, но наконец нашелся с ответом: – Такие!

– Которым отмазка нужна, – подсказал я. – От армии, от тюряги…

– Во-во! Есть еще пацаны, у которых проблемы всякие с предками, долгами или с наркотой… Тут у нас что-то вроде рая. – Он радостно засмеялся. – Чем не жизнь? Кормят, одевают, бабки начисляют.

– В общем, хорошо быть патриотом? – уточнил я с самым серьезным видом.

– Нехило.

– А если Родина в бой позовет? Выполните сталинский приказ?

– Так Сталина нет давно. – Паренек поглядел на меня, как на душевнобольного.

– Ладно, не напрягайся так, – успокоил я его. – Закури лучше.

Моя пустая наполовину пачка ненадолго отдалась облапившим ее немытым пальцам с заусеницами и траурной каймой под ногтями. Одну сигарету пареньку я позволил взять, а вторую вежливо отобрал и водворил на место. После чего спросил:

– Знаешь, кто я?

– Писатель типа. Вас в комнате для гостей поселили.

– Правильно, – подтвердил я. – А знаешь, что для писателя самое главное?

– Почерк хороший? – попытался угадать паренек с первого раза.

– Нет.

– Дача у моря?

– Тоже нет.

– Эта… Как ее?.. Муза?

– Опять мимо.

– Тогда не знаю. – Паренек заскучал.

– Знание людей и жизни – вот что главное для писателя, – провозгласил я торжественным тоном. – К примеру, сейчас мы тут с тобой толкуем, а потом я этот разговор в книгу вставлю.

– Меня Денисом зовут, – сообщил паренек на всякий случай. – Фамилия Карташов. Проживаю в Мытищах.

– Молодец, Денис, – сказал я пареньку так прочувствованно, словно имя, фамилия и место прописки были его личной заслугой. – Ответишь мне еще на пару вопросов?

– Запросто.

– Дубов с детишками когда сюда вселился?

– Детишки! – восхитился Денис Карташов. – Ну, сказанули! Гы-ы! Они уже даже и не молодежь совсем. Ириша, то есть Ирина Владимировна, та еще куда ни шло. Но вот ее брат… – Он с сомнением покрутил головой. – И жена его… – Тут недосказанное было заменено сочувственным цоканьем языка. – Они это… взрослые совсем.

«Взрослые» означало «старые».

Я вдруг ощутил тяжесть своих тридцати с небольшим лет. Все, кому было за двадцать пять, являлись для молоденького Дениса пожилыми людьми, которым пора на пенсию, а еще лучше – сразу на кладбище, чтобы не путались под ногами. Когда-то и я был точно таким же. Только нарукавную повязку мне заменял сначала пионерский галстук, а потом – комсомольский значок. Говорить об этом Денису я не стал. Он все равно не поверил бы, что я тоже был восемнадцатилетним. Поэтому я просто вернул разговор в интересующее меня русло:

– И все же. Давно Дубов с домочадцами здесь обитает?

– А с пару недель. Раньше Владимир Феликсович только наездами бывал. Речь толкнет, по движущимся мишеням постреляет, в морду кому-нибудь заедет для профилактики и до свидания. Теперь не уезжает совсем. – В голосе паренька прозвучало плохо скрываемое сожаление. – Говорит, воздух у нас замечательный.