Сергей Донской - Жадный, плохой, злой

У одного из таких мы и остановились.

– Приехали, – угрюмо доложил водитель Николай, и даже прическа его напряглась до кончика последнего волоска в ожидании новых неприятностей.

Окинув взглядом неприглядный двор, я усомнился:

– Что-то не очень похоже на Арбат. Вы ничего не напутали?

Вмешалась девушка:

– Пройдете через ту арку и попадете на свой Арбат. Там только вас с автоматом не хватало!

Я засмеялся, показал ей пустые руки и, заметив взгляды, которыми обменялись спутники, поспешил выбраться из машины. Так переглядываются люди, которые хотят кого-нибудь немедленно удушить.

– Зачем такая конспирация, Николай? – осведомился я, прежде чем удалиться. – Неужели нельзя было высадить меня прямо в центре цивилизации?

– Бензин на нуле, – процедил он с такой гримасой, словно сам бак и опустошил. – Где я теперь заправляться стану?

– На въезде в Москву была очень даже симпатичная бензоколонка, – сообщил я с умным видом. – Туда езды каких-нибудь полчаса.

– Спасибо за совет, – злобно оскалился Николай. Наверное, его подмывало вцепиться зубами в мое горло.

– И вам спасибо за компанию. Пока. С нетерпением буду ждать новой встречи! – Сделав попутчикам ручкой, я зашагал в направлении указанной арки. Таких пришлось миновать не одну, а несколько, и, когда я, нанюхавшись застоялой мочи и насмотревшись на обшарпанные стены, очутился наконец на Арбате, у меня голова пошла кругом от обилия запахов, ярких красок и громких звуков. Эта улица казалась мне самой удивительной из всех, которые мне доводилось видеть. Совершенно неповторимая вся, от мельчайшей завитушки на чугунных фонарных столбах до последнего камня брусчатки, каждый квадратный сантиметр которой был кем-то продан и выкуплен, она манила к себе, и не подчиниться ее зову было невозможно.

Я с готовностью окунулся в этот замкнутый мирок расписных матрешек и павловопосадских платков, дружески перемигивающихся бандитов и милиционеров, шумных иностранцев, невменяемых поэтов, уличных музыкантов и откровенных попрошаек – в мирок, где запросто уживались рядом тощие художники и сытые скупщики золота.

Послушав «Претти вумен» в исполнении симпатичного юноши, который пел в точности как Рой Орбинсон, если бы последнему довелось изучать английский язык в самой средней из всех средних российских школ, я машинально полез за мелочью в карманы чужих брюк и не обнаружил там ровным счетом ничего, даже дырок. А отовсюду валил одуряющий аромат шашлыков, гамбургеров, жареных цыплят и свежей сдобы. Прямо напротив меня, за решеткой, увитой зеленым плющом, находилось уличное кафе. Там учтивые официанты при бабочках накрывали столы белоснежными скатертями, а бизнес-ленч, как гласила вывеска, стоил всего 570 рублей. Я трижды сглотнул слюну, но голод от этого не убавился.

Возврат денег Николаю был красивым жестом, спору нет, но где раздобыть их теперь – вот о чем пора было призадуматься. Крыша над головой, пропитание, бритье, стрижка – все это требовало определенных финансовых затрат, и немалых. Вспомнив об этом, я стал приглядываться к арбатской публике совершенно новым взглядом: оценивающим, изучающим, ищущим. И очень старался, чтобы при этом не казаться окружающим голодным или растерянным. Людей, которые хотят есть и не знают, куда им идти, Москва не любит и слезам их, как известно, не верит. Ей подавай улыбки, пусть насквозь фальшивые, но зато широкие.

Одну сотню долларов я благополучно обменял на рубли, а вторую оставил про запас. С пополнившимися карманами можно было заняться решением жилищной проблемы. Припомнился мне адресок Сани Пасхалова, с которым вместе служили, а потом раз в два года встречались, чтобы водочки попить и повспоминать, что вытворяли в прошлый раз, когда пили ту же самую водочку.

Добравшись на метро до «Петровско-Разумовской», я прогулялся пешочком мимо многолюдного рынка, прикупил сигарет, пару бутылок импортной огненной воды и вскоре плутал среди одинаковых семнадцатиэтажек, вглядываясь в номера домов и корпусов, начертанных на торцах зданий огромными цифрами.

Найдя нужный мне подъезд и поднявшись на седьмой этаж, я легко нашел знакомую дверь и, непринужденно позванивая бутылками в кульке, нажал кнопку звонка. Саня, когда мы виделись в последний раз, трудился ночным сторожем на каком-то здешнем оптовом складе, поэтому я рассчитывал застать его дома, хотя и изрядно заспанного. Это меня вполне устраивало. Выпили бы за встречу и дружно завалились дрыхнуть: он – досматривать сны, я – наверстывать упущенное. Бессонная ночь возле умирающей Ириши давала себя знать все сильнее.