Николай Стародымов - Киднеппинг по-русски

Максимчук чем дальше, тем больше начинал задумываться, насколько целесообразно пытаться привносить в жизнь и быт народов, которые по каким-то причинам притормозились в своем развитии, элементы нынешней, американизированной культуры. Не потому что эти, восточные, народы хуже или глупее — просто ход исторического развития, диалектика становления восприятия окружающего у них в значительной степени иная, чем у европейцев. Самый наглядный пример: сейчас, когда чуть ослабло давление на нашу, до недавнего времени, Среднюю Азию и Северный Кавказ русской культуры, мгновенно прорезались исконно национальные черты каждого народа.

Может, и в самом деле каждый должен сидеть у себя дома и не высовываться. Но ведь, с другой стороны, вся история человечества замешана на миграциях, великих переселениях народов, на том, что все всегда перемешивались. Да и сегодня те же чеченцы или еще кто — они ведь спокойно дома не сидят, приезжают в Москву и там пытаются свои законы устанавливать… Так где же истина?

Александр почувствовал, что запутался в рассуждениях. И еще больше стал переживать за Валентину.

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, продолжал выспрашивать Леонида:

— Ну а как же освободили тебя?

— Сам не знаю. Сидел я в комнате. Вдруг распахнулась дверь. Входят двое с автоматами. Ну, я этому не удивился, там многие в открытую с оружием были. Но эти что-то по-своему громко сказали моему охраннику. Тот меня сразу отпустил. Они меня повели, а тут и вы подъехали.

— Как ты думаешь, Леня, ты там первый такой был? Или до тебя тоже кого-то привозили?

— Наверное, не первый. Мне показалось, что и до меня там бывали люди. В смысле, пленных держали.

— Почему ты так решил?

— Я даже не знаю, как и сказать. Мне так показалось… Охранники вели себя так, будто это привычно для них. Комната, где я находился, будто специально предназначена для содержания таких, как я. Там умывальник, туалет… Оттуда даже выходить на улицу не нужно было. Книжки, журналы какие-то русские лежали… Короче говоря, мне показалось, я там не первый был. А главное — комната для пыток там у них была.

— Какая комната для пыток?

— Я как-то случайно вошел в нее, а там к стене приделаны кольца такие, чтобы руки и ноги приковывать. Ну, как в гестапо, в кино показывают. И разные плетки, клещи, палки… А в углу мангал стоит, такой, как для шашлыков. И в нем угли… Я так испугался.

— Та-ак, — протянул Александр, которого передернуло от этого рассказа. — А сигналов не было…

— Что?

— Да нет, ничего, это я так, про себя.

Показался Исти-Су. Александр, слегка волнуясь, чуть снизил скорость. Если все будет нормально, сейчас заберем Валентину — и до самой границы без остановки…

— Сейчас мы возьмем еще одного человека, — сказал Максимчук. — Ты переберешься назад. Заодно будешь следить за этой белокурой бестией.

— За кем?

— Ну, за нашим отдыхающим другом, — мотнул он головой назад.

Валентина оказалась на месте. Она сидела под козырьком автобусной остановки. Под ногами стояла ее дорожная сумка. На коленях лежала открытая книга. Но девушка не читала, напряженно всматривалась в машины, которые во множестве сновали мимо нее.

На подъезжающий «мерседес» внимания она поначалу не обратила. Александру пришлось коротко ударить по клаксону, чтобы девушка взглянула на водителя. Максимчук нетерпеливо махнул ей рукой. Леонид распахнул дверцу, вышел из автомобиля и перебрался назад.

Журналистка живо подхватила свою сумку, поспешила к машине.

— Ну, ты даешь! — восхищенно проговорила Валентина, усаживаясь в широкое кресло автомобиля. — «Менял машины, как, трьям-трьям, перчатки…» — пропела она. — Ты что, мафиози местного грабанул, что ли? — Потянулась губами: — Соскучилась по тебе…

— Ну-ну, ребенка испортишь, — усмехнулся Максимчук, но губы подставил.

А потом резко рванул с места.

— А кто этот ребенок?.. — повернулась к Лене Валентина. — Надеюсь, не твой внебрачный сын?.. -

И осеклась, увидев лежащего на заднем сиденье похрапывающего Олега. — Почему он здесь? Что с ним?..

— Не волнуйся, ничего страшного. Отдыхает товарищ, — усмехнулся Александр.

— Как отдыхает?

— Как слышишь, молча.

— А почему он в наручниках?

— Для нашего спокойствия.

— Ничего не понимаю. Неизвестная машина. Неизвестный мальчишка. Зато известный человек неизвестно почему в наручниках…

— Отвечаю по порядку. Машина тебе известна, на ней мы вчера уезжали от хулиганов. Леонид — сын одного моего знакомого, которого я взялся отвезти к родителям. Зато известный тебе человек попытался помешать мне выполнить этот христианский долг.