Николай Стародымов - Киднеппинг по-русски

— Ну-ну, Валюшенька, успокойся. Ты молодец. Все уже позади…

Она приподнялась и, всхлипывая, прижалась лицом к его куртке. Потерлась носом о жесткую кожу, раздвинула ее полы и уткнулась в рубашку. Александр гладил по волосам, по спине, бормотал что-то успокаивающее. Ему было стыдно перед ней за обман, за пережитый ею страх.

И вместе с жалостью в нем начало нарастать желание.

Валентина почувствовала это, подняла голову, потянулась к нему. Cаша привлек девушку к себе. И почувствовал, что начинает терять над собой контроль.

Она гибко выгнулась в его объятиях, прижалась к нему. Потянулась жадно приоткрытым ртом… Александр провел рукой по ее спине и почувствовал, как встрепенулась девушка, когда его ладонь остановилась на застежке лифчика, бугорком обозначившейся под тонкой тканью… Он ощутил соленую влагу на ее мягких податливых губах… А потом ее ладошка, скользнувшая под куртку, начала торопливо выдергивать рубашку из брюк… Острые ноготки царапнули спину…

Из-за пояса выскользнул пистолет и со стуком упал на потертую материю коврика.

«Хорошо, что на предохранителе», — подумал Максимчук, забываясь в сладкой истоме.

Он больше не мог, не хотел сопротивляться охватившей его страсти. Чуть отстранился, протянул руку к выключателю и погасил пусть неяркий, но такой лишний сейчас свет. Повернул блестящую рукоятку запора на двери. И вновь припал к соленым губам. Валентина, запутавшись в ремнях кобуры, рвала кнопки-застежки на его рубашке…

Где-то пискляво прокричал локомотив. Вагон качнулся. За окном медленно поплыло неяркое пятно фонаря.

Александр отдался охватившему его чувству.

5.00

Александр очень не любил чувствовать себя непорядочным человеком. А сейчас он иначе как мерзавцем себя назвать не мог. И дело было даже не в том, что он переспал с женщиной. Всяко бывало в этом деле в его биографии, хотя и не любил он вспоминать о подобных дорожно-командировочных приключениях, как нередко делали некоторые его знакомые. Просто при любых обстоятельствах он предпочитал в отношениях с женщинами честность и откровенность. А тут пришлось поступить иначе. Как ни говори, он Валентину обманул. Втравил в неприятность. А потом, сколько ни оправдывай себя, воспользовался ее слабостью. Пусть даже она сама, если можно так выразиться, его соблазнила. Не столь важно, кто сделал первый шаг и кто первый сказал «мяу». Просто происшедшее усложняло конструкцию. Вносило ненужные элементы, которые неведомо как могли сказаться на развитии событий.

Некрасиво получилось все. Нехорошо. Непорядочно. Не по-мужски.

В дверь осторожно постучали.

— Подъезжаем к Грозному!

Валентина спала, уютно устроившись на его плече. Александру лежать было неудобно на узкой вагонной лавке. Он уже давно свесил левую ногу и опирался ею на пол, чувствуя, как от двери, из отверстия у пола, ее обдувает студеным сквозняком.

Жалея Валентину — пусть поспит еще хоть немного, — Максимчук промолчал, надеясь, что проводник ограничится одним стуком и уйдет. Но тот постучал вновь, настойчивее. Пришлось откликнуться:

— Спасибо, слышим!

Валентина встрепенулась:

— Что случилось?

Александр приобнял ее затекшей рукой:

— Приехали, лапонька…

В таких случаях пробуждение — самый чуткий барометр отношений. Как бы ночью ни получилось, никак или великолепно, только момент пробуждения даст ответ, как двое относятся друг к другу, как они станут вспоминать происшедшее, благодарны двое друг другу или же им стыдно взглянуть друг другу в глаза.

А потому Максимчук, замерев, ждал, как она поступит. Он стыдился себе в этом признаться, но ему очень хотелось, чтобы она к нему приласкалась.

Девушка прижалась щекой к его груди. Ласково провела шершавым, как у котенка, язычком по его набухшему соску. Шепнула:

— Как жаль. А я бы с тобой ехала и ехала…

У него отпустило напряжение в груди. Стало хорошо и радостно. И в то же время еще сильнее охватила досада на себя.

— Я тоже, — ответил он. — Но мы с тобой подъезжаем, увы, к конечной станции.

— Да, к конечной. И не только железнодорожной, — тихо добавила Валентина.

Максимчук ничего не ответил. Мягко высвободился из ее объятий, потянув занемевшую руку. В тусклом свете ночного освещения купе под простынкой соблазнительно обозначилось ее ладное тельце.

— Прости меня, Валюша. Поверь, мне очень жаль, что так получилось…