вячеслав антонов - курьер.ru

1. Организации, упомянутые в романе в качестве реальных (РОСПО, «Loral», NSA и др.), являются таковыми. Однако их действия, включенные в вымышленный сюжет романа, являются вымышленными.

2. События, происходящие в данном романе, предшествуют событиям, описанным в романе В. Антонова «Китайская петля».

Портовый мегаполис, расположенный в Юго-Восточной Азии, погрузился в душную летнюю ночь. Мертвенный неоновый свет падал на бетон набережной, обрываясь в глухую черную тьму. Ночное море отличалось от ночного неба лишь проблесками серебряной ряби, пропадавшей за высокой кормой сухогруза. Узкие силуэты лодок беззвучно скользили по лунным бликам залива, направляясь к зубчатой линии пришвартованных джонок, где время от времени мелькало пятно оранжевого света.

За соломенным пологом девушка, приняв от мужчины деньги, выдернула из петель узелки, и квадратная пола шелкового платья упала к ее узким ступням. В тусклом свете блеснули острые грудки с темными сосками, гладкие икры, небольшой живот, а под ним узкие белые трусики на полноватых бедрах. У девушки было треугольное скуластое лицо с маленьким круглым подбородком, крупный нос с горбинкой, широкий рот с крепкими белыми зубами. Лицо мужчины оставалось в темноте, виднелись лишь тяжелые кисти с «набитыми» мозольными бляшками на суставах; на левом мизинце блеснуло тонкое золотое кольцо.

Зашуршала его куртка темно-синего китайского шелка, тени пробежали по широкой мускулистой спине. Раздевшись, он прошел вслед за девушкой в темный угол джонки. Послышался легкий женский смех, плеск воды о деревянный борт, и снова наступила тишина. Проститутка легла на койку, лунный свет, падавший из окошка, посеребрил ее лицо, заблестел в угольно-черных глазах. Она согнула ноги в коленях, чуть выгнула спину и стянула трусики. Женские бедра теплели и словно вибрировали по мере того как жесткая мужская ладонь, поглаживая нежную, как атлас, кожу двигалась вверх по ноге, приближаясь к треугольнику темных волос.

***

В ночном небе висели освещенные окна небоскреба; багровые сполохи реклам сопровождались игрой острых теней, прыгающих по грубому бетону стены. Вымощенный каменными плитками проход уводил в темноту, затем раздваивался, продолжаясь широкими лестницами, не освещенными и почти невидимыми в ночи. Каблуки мужчины-европейца отчетливо простучали по бетонным ступеням. Сверху послышался шум мотора, надвинулся и скрылся свет фар, и вновь сгустилась душная тьма.

Мужчина посмотрел на часы, затем оглядел пустынное пространство под эстакадой. «Здесь, что ли? Вроде бы здесь».

За нижней лестницей, полускрытой цилиндрическими опорами, на каменные плиты падал свет из маленького бара. Стеклянную дверь окружала полоса матово-серой стали, рядом поблескивали бронзовые иероглифы с искусственно наведенной патиной. Внутри бар был пуст, лишь китаец за стойкой отложил вечернюю газету, обернулся к гостю и спросил на английском:

— Добрый вечер, сэр!

—Добрый. Можно чашку кофе?

— Конечно, сэр. Два доллара.

— Сдачи не надо.

Противоположная стойке стена была выложена мелким темным кирпичом, в центре ее светилось восьмиугольное панно. На молочно-белом фоне — красный китайский дракон в виде знака «Инь-Ян»: золотистая чешуйчатая спина скрутилась волной, на месте положенной точки — широкая когтистая лапа, на месте другой — шипастая башка с длинными усами.

Европеец устроился в дальнем углу, попробовал кофе, затем щелкнул замками тонкого кейса из шоколадно-блестящей крокодиловой кожи, разложил перед собой несколько листов и углубился в чтение. Он был невысок, но крепок, широк в кости. Крупные жилистые мышцы проглядывали из-под белой рубашки в желтоватую полоску, дополненной ярким желто-белым галстуком; серые отутюженные брюки казались чуть широковатыми в бедрах; на узком кожаном ремне висел плоский сотовый телефон. На южном солнце мужчина загорел красным загаром северянина, с веснушками по всей коже. Короткопалые кисти поросли редким светлым волосом, прическа была короткой, от широкого лба поднимались залысины. Круглая бородка и усы окружали небольшой, твердо очерченный рот. Узкие серые глаза смотрели холодно, но вместе с тем чуть тревожно — таилось в них что-то от поздней молодости, не до конца сменившейся матерой мужской зрелостью. При взгляде на этого человека не оставляло ощущение странной двойственности: казалось, он мог быть надежным другом, но мог оказаться и полным подонком. Или тем и другим сразу. А чему тут, собственно, удивляться: в любом человеке сидит подонок, и не давать ему воли — всего лишь вопрос самоконтроля.