Сергей Донской - Личное задание

Мужчина выпрямился, весело поглядывая на перепуганную девочку. Несмотря на то что стоял он в проеме автомобильной двери согнувшись, ей показалось, что рост у него несуразно маленький в сравнении с большущей головой.

Так оно и было. Ножки часто подводят сынов степей.

С короткими ножками удобнее на степных приземистых лошадках скакать, распевая победные песни: «Урус, урус, ты слабый трус, моя налетай, твоя помирай». Текст у каждого кочевого племени варьировался, но смысл песни – никогда.

Потомок кочевников Садык, явившийся завоевывать мирный дачный поселок, верхом не ездил, был вооружен не клинком, к орде соплеменников не принадлежал. Он являлся членом интернациональной банды, входящей в состав бригады Эрика, и это его вполне устраивало. Он давным-давно позабыл свое настоящее имя и охотно откликался на кличку Садык. Его брата, оставшегося караулить ворота в поселок, звали Беком.

Окружающие полагали, что Садык и Бек – киргизы. Они с этим не спорили. Киргизы так киргизы. Главное, что их предки когда-то скакали по этой огромной чужой земле, предавая ее мечу и огню, а теперь Садыкбековы в меру сил и возможностей продолжали их великий поход. В их скудном языке отсутствовали слова «измена», «подлость», «коварство». Тот, кто умел незаметно подкрадываться и убивать в спину, был батыром, бахадуром, героем. А если батыр резал кого-нибудь из славян, то он почитался героем вдвойне.

Триста лет узкоглазые племена безнаказанно разъезжали по земле русской, кромсали женщин и стариков, пили кровь младенцев, а чудо-богатыри, кряхтя, слазили с печи, похмелялись брагой и неторопливо отправлялись на куликовские поля. Там, приложив длани к очам, всматривались в даль, выискивая врага. А враг снова и снова подкрадывался сзади, всегда украдкой, всегда незаметно и неожиданно. Подкрадывался и всаживал кинжал в подставленную широкую спину.

Садык и Бек хихикали тайком, когда молоденькая училка-практикантка рассказывала в школе про героев русских былин – про Илью Муромца, Вещего Олега, про всяких святогоров и мстиславичей. У них имелся собственный взгляд на историю. Резали и будем резать! А вы стойте в своих богатырских дозорах – спиной к нам.

Братья были готовы продолжать добрые традиции предков. За какое бы поручение они ни брались, делали на совесть. Избавиться от похищенных детишек? Всегда пожалуйста. Отправить отрезанные уши в бандерольке? Сколько угодно. Мужа удушить на глазах бьющейся в истерике жены? С превеликим удовольствием, особенно если сначала изнасиловать жену в присутствии этого самого мужа. Садыкбековы при выборе жертв не привередничали. Работа у нас такая, работа у нас непростая. Кто следующий? Давайте его сюда.

Маленьких, перепуганных до смерти девочек они не насиловали лишь по той причине, что тяготели к мальчикам или к зрелым женщинам. Однажды, правда, в ход пошла истошно квохчущая курица, но тогда они сбежали из расположения части, долго мыкались по лесам и уж очень желали близости – неважно с кем.

За ними тогда остались первые пять трупов. Это были армейские «деды», которые наиболее изощренно издевались над азиатскими близнецами, называли их «чурками немытыми» и били чем попало, норовя попасть по дынеобразным головам, отличавшимся не только тупостью и упрямством, но и завидной крепостью.

Но настала темная ночка, когда два узкоглазых бойца, бесшумно передвигаясь по темной казарме, перегрызли обидчикам глотки. Те хрипели и умирали, не понимая, откуда свалилась на них внезапная боль, что за бульканье звучит в их ушах и отчего подушки под их головами становятся мокрыми и горячими.

Садыкбековы отлично ориентировались в темноте и умели двигаться совершенно бесшумно. Очень может быть, что до рассвета они успели бы загрызть всю роту, но это не входило в их планы.

Увидев их страшные лица с плохо оттертыми от крови губами, дневальный, кемаривший на матах у тумбочки, потерял голос и волю к сопротивлению. Одновременно и одинаково ухмыльнувшись, братья подступили к нему. Садык придерживал часового и закрывал ему рот. Бек ловко колол его кортиком в живот, приговаривая: «Сам ты чурка!.. Сам!.. Сам!..» Потом братья выбрались из казармы, перебрались через забор и пустились в бессрочную самоволку, вооруженные двумя заряженными «калашами».

Тогда-то и попалась Садыкбековым белая голенастая курица, бродившая у околицы небольшой деревушки. Они оторвали ей лапы, чтобы не царапала голые ляжки, а голову оставили, потому что жертву до поры до времени было приятно ощущать живой и подвижной. Как и веснушчатого паренька, отправившегося в лес по грибы. Как шестидесятилетнюю бабу в домике на железнодорожном разъезде. Как десятки прочих жертв разного пола, которые попались Садыкбековым в большом городе Курганске. Было бы время, они позабавились бы и с председателем кооператива Пафнутьевым, старым пропойцей в заскорузлых трусах. Убивать его приказа не было – Садыкбековы действовали на свой страх и риск, понимая, что, прикарманив чужие 75 тысяч, они рискуют получить предъяву за крысятничество. Поэтому старому пердуну наспех отчекрыжили голову его же ножовкой и оставили в покое. Садык утверждал, что подобный способ убийства наведет следствие на пафнутьевских дружков-алкашей, и Бек с ним согласился. Но шею жертвы братья перепиливали по очереди – никто не пожелал уступить другому его долю кайфа.