Сергей Донской - Личное задание

Его спутник, бородатый мужчина с головой, по-пиратски обвязанной косынкой, нес в руках пустые пластмассовые ведра. Очки на его облупленном носу сидели как влитые, потому что держались не на дужках, а на резинке, извлеченной, скорее всего, из старых трусов. Его наряд довершали байковые штаны, которые на заре перестройки выдавались спекулянтами за джинсы-варенки и распространились в народе под ласковым названием «Мальвины». Судя по интеллигентному лицу, очкарик в те славные времена трудился в каком-нибудь НИИ и был безмерно счастлив, что ему даровали возможность одеваться у кооператоров, смотреть прямые трансляции депутатских разборок и тратить треть зарплаты на демократическую прессу.

Детская панамка и пиратская косынка одновременно склонились над зеленой водопроводной колонкой и озадаченно замерли, обнаружив на ней загадочное отсутствие рукоятки. Потом началось некоторое шевеление: дачники изучали повреждения и обсуждали их между собой. Наконец очкарик, оказавшийся более сообразительным, отнял руку от носика крана и трагически объявил во всеуслышание:

– Тут затычка!

Амбалы на крылечке с готовностью заржали и озорно предположили:

– В заднице у тебя, что ли?

– В кране, – обиделся очкарик. – И рукоятки нет. Как теперь воду набирать?

– А ты отсоси. Хочешь, потренируем?

Толстяк уже разобрался в ситуации и незаметно потянул тележку с бидоном на себя, но его спутник с тупым упрямством продолжал свою изобличительную речь:

– Это же настоящее вредительство! Весь поселок без воды оставили, вандалы!

Он не то чтобы прямо обращался к амбалам, но явно взывал к их совести и был услышан.

– Кто тут манда? – возмутился один из парней. Возможно, он был туговат на ухо, но в остальном находился в отличной физической форме. Это стало очевидно, как только он поднялся в полный рост.

– Руки за такое отрывать надо, – упавшим голосом закончил очкарик.

– Что-о? А ну, иди сюда!

Тележка с бидоном озабоченно заскрипела и поспешно подалась назад. Следом заколыхались пустые ведра, повторяя порывистые движения несущих их рук. Вдогонку дачникам полетела недопитая бутыль с минералкой, угодив в трусливо сгорбленную спину очкарика. Он даже не оглянулся, но перешел с трусцы на бег, опередив спутника. Обоих проводил издевательский гогот.

Саня в своем укрытии съежился, как затравленный зверек. Он принадлежал к такой же слабой породе вечно гонимых и унижаемых. Но ведь и слабак, загнанный в угол, способен показать зубы? Или нет?

Опустив голову, Саня быстро зашагал прочь. Не боги горшки обжигают. И не только громовым дано карать и мстить, думал он.

Переступив через порог дома, он не стал разговаривать с Громовым, а молча уединился в комнате и притворился, что спит. Предвкушение мести было столь сладостным, что заставляло Саню ерзать и корчиться под наброшенной простыней. Словно не подушку он обнимал в сумерках, а Ксюху.

А дивный августовский вечер раскинул над дачным поселком малиновый шатер заката, предлагая полюбоваться им всех обитателей, без всяких ограничений и исключений. Различий между живыми и мертвыми он тоже не делал.

Но мертвые красотами вечерней зари не интересовались, да и живые возводили очи к небесам реже, чем смотрели себе под ноги. Не сумев очаровать людей, закат налился возмущенным багрянцем, потом потемнел и обернулся назло всем ночью, в которой отчужденно и холодно поблескивали звезды. Но и это чудесное превращение не набрало достаточного количества зрителей. Зато луна пристально и неотрывно следила за всеми.

Надо же, как шпарит, подумал с ненавистью дачник Бутько, уставившись в окно, залитое серебристым сиянием. Являясь гастритчиком со стажем, он отлично знал, какую развлекательную программу готовит ему полная луна: урывочный сон, перемежаемый приемами соды, и, как правило, затяжной запор. Целительным козьим молоком на эту ночь Бутько не обзавелся. Хотел было смотаться на своем «москвичке «в соседнюю деревню, но машину через ворота не пропустили какие-то подозрительные личности уголовной наружности. Они матерно предложили Бутько топать пешком, да еще в обход. Испугавшись личностей и полуденного зноя, Бутько ретировался и теперь крепко раскаивался в собственной нерешительности. Брюхо, не сдобренное молочком, бунтовало. А впереди была долгая-долгая ночь.

Жившая по соседству бабка Никитична переживала по другому поводу. Вечером она не досчиталась одного из своих длинноухих питомцев и понятия не имела, как станет оправдываться перед нервным зятем, доверившим ей присматривать за крольчатником. Еще бы ничего, если бы зверек просто сбежал – тогда можно было бы надеяться, что, порыскав по окрестностям, он вернется, целый и невредимый. Но в дальнем конце огорода Никитична наткнулась на его пушистые ушки да ножки, а вокруг – громадные следы, смахивающие на волчьи. Как про них зятю скажешь? Живо определит фантазировать в дом престарелых.