Пуля чиркнула по кирпичной кладке. Адреналин брызнул в кровь. Прочь влияния извне! Лева вписался за угол и лихорадочно втискивая в карман пистолет, рванул к узкому переулку, за которым начинались дебри…
Пещерник с хмурым лицом печатал отчет о проделанной работе. Доисторическая «Ятрань», разобранная почти наполовину, издавала звуки захлебывающегося пулемета.
– Перестань… – прохрипел Губский, падая на свой рабочий стул.
Пещерник оторвался от машинки. Унылый прищур пробороздил «сокамерника».
– У тебя живот болит?
Живот действительно побаливал. Кроме того, тошнило, рябило в глазах и немилосердно трещала голова. Двадцатиминутная пробежка с видом на пулю в черепе вряд ли пойдет во благо.
– Болит, – признался Лева. – Грелку хочу под пузо… Где Козлякин?
– Нет Козлякина, – Пещерник развел руками. – Козлякин давно ушедши. А ты нет?
– Ч-черт… – У Козлякина не было телефона. Рыскать по городу, трястись в транспорте («пульсар»-то, увы), а потом выслушивать надоевшее нытье… Да идет он подальше, этот тучный комплект.
– Меня едва не сделали, – признался Лева.
Пещерник вскинул глаза.
– Но ты не дался. И что?
– Я не шучу. Меня хотели убить.
– Предлагаешь сплотить ряды? – опер как-то криво изобразил усмешку. – Или ударимся в церковь?
– Ч-черт, ч-черт… – повторил Лева. Ошеломление постепенно проходило, теперь на его место в голову вселялось отчаяние – безбожно тряся полушария мозга: дескать, это я пришло, твое отчаяние… Он схватил трубку, накрутил номер.
– Как там у вас?
– Лева… – сипло прошептала Светка. – Ты где?.. У нас в подъезде недавно стреляли… испсиховалась вся, Левушка…
– Когда стреляли?
– Я н-не знаю, Лева… Минут двадцать, полчаса… Нам страшно, Лева. Дениска ревет, в угол забился, не выходит… Ты не мог бы… вызвать милицию? Ведь никто же не вызовет. А я боюсь…
– Гм, – сказал Губский. – Я понял. Никто не приходил?
– Нет, Лева… Ты где?
– На работе. Дверь никому не открывай. Все.
Ф-фу ты… Камень с горы. Он закрыл глаза, постарался расслабиться. Неужели он на верном пути? Да, это определенно, раз такой ажиотаж. Но не слишком ли дорого достается верный путь?
Он открыл глаза. Пещерник перился на него с какой-то нехарактерной человечностью. Наверное, с той же деланой грустинкой (изображая участие) наблюдает посетитель психлечебницы за ее клиентами, дошедшими до хронической ручки.
– Кто тебя хотел убить?
Лева рассказал – краткими тезисами. Изложение заняло три минуты, в которые он постарался вместить все основные пункты своего странного расследования. Не стоило держать информацию в тайне. Чем больше людей получат к ней доступ, тем больше у него шансов выжить. По крайней мере, он так считал.
Пещерник тягуче присвистнул, изображая падающую бомбу.
– Ну ты и забрался.
– Надо доложить Скворечнику, – Губский схватился за телефон. – Пусть начальство решает, как быть.
– И не мечтай, – Пещерник расстроенно покачал головой. – Дроботун с Хариным уехали в областное УВД. Ты же знаешь, нынче модно проводить совещания за два часа до отбоя.
– Ч-черт… – вырвалось в третий раз.
– Отсидись где-нибудь, не гони. Обдумай еще раз. Обрати внимание, – перейдя на менторский тон, Пещерник с гордостью показал на торчащий из машинки лист. – Главное в нашем деле – перепсиховать. А потом – получится.
– Про маньяка с Писарева? – машинально спросил Лева.
Опер чуть не поперхнулся слюной, досадливо всплеснул руками – мол, я ему о хорошем, а он – рот открыл и нагадил.
– Какого маньяка, очнись, Губский. Я имею в виду мороку с квартальным отчетом по раскрываемости…
Поминутно проверяясь, он позвонил Туманову из таксофона на углу привокзальной аптеки и через полчаса назначил встречу в неухоженном скверике за цирком. Туманов не задавал лишних вопросов – зачем? почему? – он по голосу понял, что приятель в беде, и без ворчания дал добро на рандеву. Пока подъехал, часы на Левиной руке пикнули восемь. Густели сумерки.
– Вот такие камуфлеты, – закончил он, откидываясь на спинку лавочки. Рука рефлекторно полезла в карман за «Примой». Не повезло – кроме табачных крошек, ничего в пачке не осталось. А ведь недавно распечатал новую… Ругнувшись, скомкал пачку, бросил в траву. Туманов извлек свой «Интер». Закурили. Но заговорил он не сразу, а после того, как обе сигареты были выкурены и посланы далеко в кусты.
– Это не гэбэшники.
– Гениально, – усмехнулся Лева. – А я, обезьяна, не соображаю.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу